Он уже был у двери, вошел, направился к спальне. Там кто-то жалобно плакал. Он помедлил, прежде чем войти, боясь того, что может увидеть. Потом услышал голос Патрика.
— Пожалуйста, прекрати, — мягко сказал он. — Это так угнетает.
«Я не опоздал», — подумал Уилл и, открыв дверь, вошел в комнату.
У окна стоял Рафаэль, послушно вытирая слезы. Адрианна сидела на кровати, глядя на своего пациента, перед которым стояла тарелка с ванильным пудингом. Состояние Патрика заметно ухудшилось после отъезда Уилла в Англию. Он еще больше похудел, бледность приобрела болезненный оттенок, глаза, обведенные синими кругами, запали. Ему нужно было выспаться — он с усилием держал глаза открытыми, лицо осунулось от усталости. Но Адрианна настаивала, чтобы он сначала поел, что он и делал, добросовестно выскребывая ложкой тарелку, чтобы не осталось сомнений — он съел все.
— Я доел, — сказал он наконец.
Голос звучал не слишком четко, Патрик клевал носом, словно мог уснуть с ложкой в руке.
— Ну-ка, давай я заберу это у тебя, — сказала Адрианна.
Она взяла тарелку и ложку и положила на прикроватный столик, где выстроились пузырьки с лекарствами. Уилл видел, что на некоторых нет крышечек. Все были пусты.
У Уилла от нехорошего предчувствия сжалось сердце. Он посмотрел на Адрианну, которая, несмотря на стоическое выражение лица, с трудом сдерживала слезы. Нет, она уговаривала Патрика доесть не какой-то обычный ужин. И в этой тарелке был не простой пудинг.
— Как ты? — спросила она Патрика.
— Хорошо… Голова немного кружится, а так хорошо. Это не лучший из пудингов, какие мне доводилось есть, но бывали и похуже.
Голос у него стал тонкий, напряженный, но он изо всех сил старался говорить ровно.
— Это неправильно, — сказал Рафаэль.
— Не заводи свою пластинку, — сурово оборвала Адрианна.
— Это то, чего я хочу, — твердо сказал Патрик. — Если тебе это не по нутру, можешь уйти отсюда.
Рафаэль посмотрел на него, по лицу Патрика было видно, какие противоречивые чувства его одолевают.
— И сколько… это продлится?
— Зависит от организма, — сказала Адрианна. — Так мне говорили.
— У тебя есть время выпить бренди, — заметил Патрик.
Его глаза закрылись ненадолго, потом открылись снова, будто он пробудился после пятисекундного сна. Он посмотрел на Адрианну.
— Это будет странно… — начал он сонным голосом.
— Что будет странно?
— Мое отсутствие, — ответил он с заторможенной улыбкой.
Рука, которой он деловито разравнивал морщинку на простыне, соскользнула с одеяла и схватила руку Адрианны.
— Мы много говорили за прошедшие годы… о том, что после…
— Говорили, — подтвердила она.
— И я узнаю… раньше тебя…
— Завидую.
— Конечно завидуешь.
Было слышно, что с каждой секундой говорить ему все труднее.
— Я не могу это выносить, — сказал Рафаэль, подходя к изножью кровати. — Я не могу это слышать.
— Ничего страшного, детка, — сказал Патрик, словно утешая его. — Ты для меня столько сделал. Больше любого другого. Пойди покури. Со мной все будет в порядке. Правда-правда.
Его перебил звонок в дверь.
— Кого это еще несет? — удивился он, почти как прежний Патрик.
— Не нужно отвечать, — сказал Рафаэль. — Это могут быть полицейские.
— И это может быть Джек, — возразила Адрианна, поднимаясь с кровати.
Зазвонили снова, на этот раз настойчивее.
— Кто бы это ни был, — добавила она, — просто так он не уйдет.
— Сходи, детка, — обратился Патрик к Рафаэлю. — Кто бы там ни был — не впускай. Скажи, что я диктую мемуары.
Он усмехнулся собственной шутке.
— Ступай, — повторил Патрик, когда зазвонили в третий раз.
Рафаэль направился к двери, но, прежде чем выйти из комнаты, оглянулся на человека в постели.
— А что, если это полиция?
— Тогда, если ты не откроешь, они могут вышибить дверь, — сказал Патрик. — Так что иди — покажи им, почем фунт лиха.
Рафаэль вышел, и Патрик откинулся на подушки.
— Бедный мальчик, — сказал он, закрывая глаза. — Ты ведь о нем позаботишься?