Менедем и Таис доехали до Гитейона лишь после заката и были встречены пожеланием долгой жизни и многих детей, какие раздаются во время нимфия - брачного торжества. Менедема это почему-то рассердило, он хотел было покинуть круг веселых соратников, как вдруг явился маленький мессениец и объявил, что все готово к завтрашней охоте.
Военачальники, от самого стратега Эоситея до последнего декеарха, возликовали.
В обширных камышовых зарослях между Эвротом и Геласом обосновалось стадо громадных кабанов. Их ночные вылазки нанесли немалый урон окрестным полям и даже священной роще, которую всю изрыли голодные свиньи. Охота на кабанов в камышах особенно опасна. Охотник ничего не видит вокруг, кроме узеньких тропинок, протоптанных животными в разных направлениях. Словно высокие стены, стояли камыши локтей в семь высотою, закрывающие полнеба. В безветренной духоте звонко хрустят то там, то сям сухие стебли. В любое мгновение камыш может расступиться, пропуская разъяренного секача с длинными острыми, как кинжалы, клыками или взбешенную свинью. Движения животных подобны молнии. Растерявшийся охотник нередко не успеет сообразить, как оказывается на земле с ногами, рассеченными ударом клыков. Кабан еще не столь злобен: ударив, он пробегает дальше. Свинья хуже - свалив охотника, она топчет его острыми копытами и рвет зубами, выдирая такие куски мяса и кожи, что раны потом не заживают годами. Зато неистовое напряжение в ожидании зверя и короткое, яростное сражение с ним очень привлекают храбрецов, желающих испытать свое мужество.
Воины с таким увлечением принялись обсуждать план завтрашней охоты, что обе гетеры почувствовали себя забытыми. Эгесихора не преминула напомнить о своей великолепной особе. Эоситей прервал совещание, подумал недолго и внезапно решил:
- Пусть наши гостьи тоже примут участие в охоте. Вместе так вместе - и в Египет и в камыши Эврота!
Менедем поддержал его с такой горячностью, что старшие воины невольно рассмеялись.
- Это невозможно, господин, - возразил мессениец, - мы погубим красавиц, и только!
- Подожди! - поднял руку Эоситей. - Ты говоришь, что тут, - он показал на чертеж местности, сделанный на земле, - древнее святилище Эврота. Наверняка оно стоит на холме.
- Совсем небольшой пригорок, от святилища осталось лишь несколько камней и колонн, - сказал охотник.
- Тем лучше. А здесь должна быть поляна: камыши ведь не растут на холме?
Мессениец согласно кивнул, и начальник воинов тут же распорядился изменить направление гона. Главные охотники укроются на окраине камышовой заросли, перед поляной, а обе гетеры спрячутся в развалинах храма. Другая часть воинов будет сопровождать загонщиков на случай нападения зверей. Небольшой щит и копье - вот и все вооружение смельчаков, более опытные прибавили к этому длинные кинжалы.
Кутаясь в светлые, под цвет сухих камышей химатионы, Эгесихора и Таис старались улечься поудобнее на широких глыбах перекрытий, еще уцелевших на шести низких колоннах святилища Эврота. Им строго приказали не подниматься и не шевелиться, когда загонщики погонят кабанов к реке, и обе подруги старались заранее найти удобное положение. Поляна была как на ладони. Отчетливо различались фигуры Эоситея, Менедема и еще двух охотников, укрывшихся за пучками сухого камыша у высокой стены зарослей, к западу от поляны. Чтобы показать презрение к опасности, лакедемоняне были без одежды, как в военных упражнениях, и разрешили себе только боевые поножи. Гетеры понимали, что каждый из них рискует очень многим. Уход из жизни для профессионального воина не представлял ничего ужасного - в каждом эллине было воспитано мудрое и спокойное отношение к смерти. Надгробные памятники и в Аттике, и в Лаконике, и в Беотии говорили о задумчивом прощании, светлой и грустной памяти об ушедших, без протеста, отчаяния или страха. Но для спартанца-воина куда хуже, чем смерть, было увечье, лишавшее его возможности сражаться в рядах своих соплеменников, а свободный лакедемонянин ничего больше не хотел.
Послышался треск камыша, и на поляне показался огромный секач. Подруги замерли, вжавшись в камень. Зверь принюхивался, поворачивая туда-сюда свое тело. Негнущаяся шея не давала возможности кабану вертеть головой, и эта особенность зверей спасла немало охотничьих жизней.
Из-за камышовой кочки медленно поднялся Менедем. Опустив левую руку так, что щит прикрыл нижнюю часть живота и бедра, он слегка свистнул. Кабан мгновенно повернулся и получил удар копья глубоко в правый бок: со звонким хрустом сломав древко, он ринулся на атлета. Клыки глухо лязгнули по щиту, и Менедем не устоял. Оступившись, спартанец полетел вверх тормашками в неглубокую яму. С боевым кличем на зверя набросился Эоситей. Кабан подставил ему левый бок, и все было кончено. Сконфуженный Менедем начал укорять своего начальника за вмешательство. Гораздо интереснее было бы самому прикончить зверя!