Дагаев вырос в городе, по, солдатский сын и внук, он еще с детства наслышался, что человек, потерявший ориентиры в лесу, пустыне или метельной степи, может часами кружить на малом пятачке, уверенный в том, что идет прямехонько к цели. За его плечами стоял опыт военного училища и двухлетний опыт войскового разведчика, однако никогда еще Дагаеву не случалось терять ориентиры, разуверяться и таком простеньком и надежном помощнике, как обыкновенный компас. В какую бы сторону он теперь ни поворачивался, казалось — это и есть нужное направление.
В каждом человеке живут страхи детства. Забытые, спрятанные наслоениями времени, они поразительно живучи и, едва наступает их минута, вскипают, словно черный гейзер над сонным зеркалом родникового озерца. Дагаеву вдруг показалось, будто он, маленький, проснулся среди ночи в просторной комнате, не узнавая ее, потому что на месте окна — глухая стена, у которой затаилось что-то черное и угловатое, а там, где на стене висел старый ковер с именной дедовской шашкой, светится мутный огромный глаз и колышется черная длинная тень в углу, — может быть, тот, кто неслышно прокрался в спящую квартиру, все сдвинул, переставил по-своему, даже стены, и теперь затаился, ждет, но чего он ждет, жуткий, безмолвный гость? Хочется крикнуть — позвать большого всемогущего отца, а язык немеет. Лежишь среди невероятной тишины, пугаясь громкого торопливого стука в груди, пока другая, неведомая сила не вернет окружающий мир к привычному порядку и мутный огромный глаз станет окном, угловатая чернота у стены — книжным шкафом, черная длинная тень — приоткрытой дверью, и тогда, уже совсем проснувшийся, вскакиваешь, стремительно бежишь в эту дверь, ныряешь под тонкое одеяло, прижимаешься к горячему отцовскому плечу, сильнее которого нет на свете.
Но где оно, то плечо? И где они, обжитые стены, — пусть бы сдвинутые, изломанные лабиринтом, пусть даже не стены, а неуютные промороженные скалы или деревья — только бы за что-нибудь зацепиться глазом! Ничего, кроме летящего снега вокруг, текучего снега под ногами да свиста пурги. И для тех четверых, что молча стоят за спиной, пряча лица от ветра, главная надежда — ты, Дагаев. Давным-давно нет на свете мальчика Гриши Дагаева, пугавшегося ночных видений, есть командир взвода разведки лейтенант Дагаев, а командир не знает сомнений и страха — так считает солдат. Правильно считает. Иначе бы зачем тебя поставили командовать?
Надо менять маршрут. Но куда повернуть?.. Он раскрыл планшет, осветил его ручным фонариком, пытаясь хотя бы приблизительно найти точку, где они находились. Разведчики плотно обступили командира, заслоняя от ветра. Желтоватое пятно долины, окруженное зеленым разливом горной тайги, походило на подслеповатый глаз, сощуренный в дьявольской усмешке.
— Хорошо куропаткам, они в снегу спать могут, — проворчал Воронов. — Мы еще пожалеем, что не попали в руки «противника».
Дагаева обожгло. Но не дал себе сорваться — это было бы признанием собственной беспомощности.
Майор Филин не раз выговаривал Дагаеву за непоследовательность: «Командир должен уметь управлять собственным настроением, у вас же часто наоборот получается. Похвали вас — вы тотчас розовые очки нацепляете и готовы благодарить своих солдат за то, что они вовремя на физзарядку выходят. Побрани — еще хуже: вы тотчас розовые очки на черные меняете и уже не хотите различать, что такое хорошо и что такое плохо, задергаете себя и других».
Дагаев напряг память, мысленно восстанавливая путь, которым шли после той остановки, где поджидали погоню. Они идут почти навстречу урагану, их шаг втрое короче нормального шага среднего лыжника — не в этом ли все дело? В первый раз пересекли долину броском, теперь, считай, пересекают ползком, а командир-то не удосужился рассчитать более или менее точную поправку во времени. Нечего сказать, хорош начальник, который под настроение перестает верить даже компасу! Не на девяносто же градусов отклоняют стрелку магнитные бури! Этак и до паники недалеко.
Дагаев молча повернулся, пошел впереди, выдерживая взятое направление. Он не сделал и десятка шагов, когда лыжи, словно живые, внезапно рванулись вперед, и, остановленный толчком ветра в грудь, падая на спину, он почувствовал, что снег куда-то рушится под ним, рушится вокруг него и он летит вниз в шелестящем обвале, задохнувшись ледяным колючим пухом.