Капитан протянул пустой стаканчик. Посыльный, свободный от вахты рулевой, тотчас же подал ему полный.
— Российские территориальные воды через двести ярдов, — доложил штурман.
Последним подводником, находившимся в центральном посту, был боцман Браун. Он сидел в кресле за рулевыми, лицом к боковой переборке, на которую была выведена панель управления балластными цистернами. Браун управлял погружением и всплытием лодки, а также следил за ее плавучестью и дифферентом в подводном положении. Кроме того, он присматривал за Уэйном Чоупером, молодым лейтенантом боевой части обеспечения, несущим в данный момент вахту. Брауна не переставало удивлять, как много молодых лейтенантов приходило на подводную лодку с мыслями о смерти. В его обязанность входило следить за тем, чтобы их «мечтам» не суждено было сбыться.
Браун прослужил на подводных лодках дольше, чем кто-либо из экипажа «Портленда», в том числе и сам коммандер Ванн. Его уже назначили преподавателем в школу подводного плавания в Нью-Лондоне, но тут представилась возможность совершить еще один поход в Северную Атлантику на борту «Портленда». Непостижимо, как ему удалось так быстро переправить необходимые бумаги, однако в деятельности боцманов подводных лодок всегда есть что-то таинственное.
Над головой Брауна находились два ярко-красных тумблера — «последняя надежда трусов». На самом деле эти тумблеры управляли клапанами баллонов со сжатым воздухом. Если включить оба тумблера, в главные балластные цистерны подводной лодки устремится под большим давлением воздух, выталкивающий воду, и субмарина, приобретя плавучесть, взлетит к поверхности неуправляемой ракетой.
Браун держался с обманчиво расслабленной настороженностью профессионала, знакомого со своим смертельно опасным ремеслом настолько хорошо, чтобы получать от него наслаждение. Это был маленький, жилистый негр с острыми как бритва усиками и тронутыми сединой висками. На клапане левого нагрудного кармана у него красовался значок, прозванный на флоте «командирским блином». Якорь, буквы ВМФ США и одно слово: «боцман». Этот значок носил только боцман лодки, старший по званию из всех матросов и старшин. Для ста с лишним моряков именно он был тем, кто делал дело. Ванн направлял лодку, но Браун заботился о том, чтобы она добиралась до места назначения и возвращалась обратно.
Эти четверо человек, находящиеся в центральном посту, следили за тем, чтобы погруженная под воду стальная труба в триста шестьдесят футов длиной и тридцать два фута в поперечнике находилась именно там, где должна была находиться: держала заданный курс с точностью до градуса, глубину погружения в пятифутовом коридоре, скорость с точностью до узла, плавучесть и дифферент. При действиях на мелководье вблизи голого арктического побережья России доскональная точность являлась вопросом жизни и смерти. Малейшая оплошность могла привести к тому, что подлодка выскочила бы на поверхность моря или уткнулась бы в дно, и все прекрасно сознавали это.
— Пересекаем «голубую линию», — доложил Уэлли.
— Отлично. — Отставив стаканчик, Ванн скрестил руки на груди. — Где старший помощник?
— Мистер Стэдмен в офицерской кают-компании, командир, — ответил Браун.
Боцман постоянно следил за тем, где находится каждый из членов экипажа «Портленда». Он никогда не расставался с маломощным радиопередатчиком, закрепленным на поясе, к которому были подсоединены крошечный наушник, засунутый в правое ухо, и микрофон у губ.
— Боцман, давайте его сюда.
Лейтенант-коммандер Стэдмен, старший помощник «Портленда», сидел в офицерской кают-компании за большим столом, за которым могли разместиться все четырнадцать офицеров экипажа лодки. Однако сегодня утром Стэдмен находился здесь в полном одиночестве, чему он был рад. Перед ним были разложены веером телеграммы личного характера, адресованные членам экипажа «Портленда». Одна из них была очень неприятная.