Соня даже не успела закричать. От ужаса она громко всхлипнула, выбежала на крыльцо и только потом уже дала волю чувствам и бросилась через поле обратно к машине.
– Я свой! – крикнул Ефрем, снял с печи алюминиевый таз и аккуратно склонил над ним истекающее кровью тело. – Я друг Олега!
Когда голодный и нетерпеливый Ефрем напился, аккуратно оставил тело и вышел наружу, Соня была уже далеко. Он понял, что если в машине остались ключи и девушка знает как ей управлять, то ему уже не угнаться за ней. Ефрем вернулся в избу, вынес лук, пробежал немного по полю и прицелился. С третьей попытки самодельная стрела с глухим стуком вошла в молодую плоть немного выше колена. Девушка взвизгнула и упала.
Соня какое-то время лежала на мокром снегу. Всю её ногу будто парализовало и объяло жгучим, невыносимым огнём. Когда она услышала приближающиеся радостные хриплые крики «Друг! Олег!», обернулась и увидела скачущего вприпрыжку по сугробам сумасшедшего отшельника с окровавленным лицом, она завизжала во всю глотку, встала, затем снова упала от боли и продолжила ползти.
Сперва Ефрем даже искренне опешил, когда хотел помочь девушке встать, но встретил дерзкий отпор, проклятия и кулаки.
– Друг! Олег! – продолжал твердить непонимающий Ефрем и сначала подумал даже, что это совсем не та девушка, которую он поджидал уже неделю, которой он отправлял письмо.
– Соня? – тряхнул он заикающуюся девушку и настороженно на неё посмотрел.
– Где Олег, сволочь? – визжала Соня и колотила его по груди.
– Соня! Со-о-оня! – радостно загоготал Ефрем, заключил её в объятия как куклу и затем взвалил на спину.
С дорогой Ефрем не стал затягивать и уже через час отплыл. За это время нога Сони немного распухла и начала синеть. Ефрем так и не решился вытащить из раны стрелу – наконечник крепко сидел в бедренной кости, и его извлечение могло бы вызвать сильное кровотечение, которое без своих чудодейственных мазей – так был уверен Ефрем – он бы ни за что не остановил. Аккуратно надломив древко стрелы рядом с раной, Ефрем перенёс стонущую Соню на лодку, положил её среди шкур, на жилистые ляжки молодого лейтенанта, и сразу отчалил, надеясь как можно скорее, не позднее трёх дней, доплыть до своей хижины.
Первое время Ефрем молчал, мучимый чувством вины за то, что так неаккуратно покалечил девушку, и сам ради горячей свежей крови дал ей уйти так далеко. После он немного успокоил свою совесть, подумал о ситуации с другой стороны и даже обиделся на то, что Соня так глупо покалечилась, собственно, по своей вине.
– Бежит, бежит… – недовольно бормотал Ефрем в ответ на бессильные стоны и крики девушки. – Куда бежишь? Зачем? Друг! Олег! Бежит…
– Прошу, верни Олега… – стонала Соня. – Там… Деньги… В рюкзаке. Бери всё. Никому не скажу… Верни Олега, отпусти…
– Будет Олег. Мой друг. Ты друг. Вместе будем, это… Други.
Соня застонала, закрыла глаза и по её грязным щекам потекли дорожки слёз. Это немного смутило Ефрема.
– Ну-ну, хорошо, будет хорошо. Олег ждёт. Олег скучает. Олегу плохо. Соню звал. А я как лучше. Веселее будет. Здорово! Я полечу, – успокаивающе погладил он Сонин бок. – Всё пройдёт, я полечу…
К вечеру Соня стала бредить, у неё начался жар. Нога сильно распухла и посинела. Чёрная рана из-под обломка стрелы без остановки кровоточила, и Ефрем решил, что надо во что бы то ни стало стрелу вытаскивать. Он развёл костёр на берегу реки, нарубил елового лапника и положил на него Соню. Подставив под ногу закопчённый алюминиевый котелок, Ефрем ржавыми клещами обхватил обломок стрелы и с силой его дёрнул. Крик вышедшей из забвения девушки огласил всю округу. Древко ему удалось вытащить, но плохо прикреплённый к нему железный наконечник так и остался крепко сидеть в кости. Из раны в котелок хлынула кровь. Изголодавшийся Ефрем снова не стал дожидаться, пока грязная кровь стечёт в судно и прильнул к ране губами. Отпив немного из неё, Ефрем разорвал какие-то тряпки, которые лежали на дне и туго перетянул ими бедро повыше раны. К утру нога Сони почернела. Из раны потянулся неприятный запах, а вместе с сукровицей при небольшом надавливании стал выделяться жёлтый гной. Ефрем понял, что ногу уже не спасти. Немного повыв от досады, он достал из рюкзака полустёртый точильный камень, и начал точить топор.
Грубо отнятую выше колена ногу Ефрем со скорбью отдал реке. С новой силой его душу захлестнуло сожаление и горечь от того, что всё пошло совершенно не по плану. Кровь и плоть уже были отравлены и не годились в пищу. Теперь самым важным для него сейчас было спасти Соне жизнь. Он верил, что ещё может помочь, что у него ещё было время всё исправить. Ефрем жалел, что не предусмотрел такого исхода событий и не взял с собою все необходимые инструменты и примочки для лечения болезней, для остановки крови и заражения. Он ещё верил, что у него есть время. Но время было не на его стороне.