Так ничего и не поймав, вернулся Ефрем поздно, когда пасмурное небо начало блекнуть и расходящиеся тучи у самого горизонта открыли земле последние уходящие лучи оранжевого солнца.
Кое-где на земле снег уже почти растаял, но его маленькая холмистая избушка стояла под снегом всё так же одиноко, маскируясь средь густой растительности берёзки и ольхи под неприметный мшистый холмик внутри общей чащи хвойного леса. И только какая-то неуловимая деталь в этот раз выделяла хижину в этой казавшейся идеальной растительной маскировке. Ефрем быстро понял, что было не так – в хижине была открыта дверь, и он, заподозрив что-то неладное, ускорил шаг. Бросив на землю рюкзак с луком, последние метры до дома он преодолел бегом, ворвался в землянку и увидел пустую кровать, в которой не было Олега. Съежившаяся от холода в калачик у потухшей печки Лариса уже слабо и бессильно скулила от холода, пуская на землю тонкую струйку слюны. Её перекошенное лицо с прилипшими жирными волосами впервые вызвало у Ефрема смешанное чувство отвращения и жалости. Он отвернулся и выбежал на улицу, закрыв за собой дверь.
Только уже немного дальше от своей избы Ефрем обнаружил смазанные следы на грязном снегу. Следы вели по направлению к реке, куда, видимо, и пополз Олег. Ефрем побежал по следу, стараясь высматривать продавленные ямки от культей в весенних ягельных островках, проталинах мерзлотных медальонов. Чем ближе к реке подходил Ефрем, тем сильнее было его удивление, что этот обессиленный калека смог преодолеть такое расстояние. Когда шум реки стал слышен отчётливо, и её белёсые волны замелькали меж толстых стволов скрюченных лиственниц, Ефрем побежал со всех ног к месту, где под деревьями, под кучей старого лапника лежала деревянная замаскированная лодка. Лодка была на месте. Ефрем бросился к воде и начал выть. Он упал на берегу и стал снова рыться среди пожухлых кочек прошлогодней травы, пытаясь разглядеть оборвавшийся след Олега. Ничего. Тогда Ефрем вернулся обратно, откинул лапник с лодки, перевернул и вытянул её к воде. Оттолкнувшись подальше веслом, он поплыл вниз по течению, надеясь выследить беглеца среди тёмных берегов. Бурное течение понесло по неспокойным волнам деревянное судно очень быстро, и Ефрем, не успевая рассматривать берега, начал кричать и выть во всю глотку в надежде услышать в ответ среди бушующих волн мутной воды слабый отголосок маленького тельца.
Через километр пути ему встретился подмытый островок из двух сросшихся между собой вековых елей, которые склонились над самой рекой и почти касались воды. Ефрем в темноте заметил их не сразу. Единственное что он почувствовал, это сильный удар и треск ломающегося носа лодки. Сильным течением Ефрема выкинуло на широкий древесный ствол, и он едва смог удержаться, чтобы не перевавлиться через него и не поплыть дальше. Мокрый, продрогший и обессиленный, он пополз вниз по стволу, к вымытому корневищу, у которого уже скопился небольшой намытый островок из растительного торфа, болотистой тины и древесных обломков. Тяжело дыша, Ефрем упал на этот островок, облокотился о корневище дерева, протяжно заскулил, и от досады заколотил кулаками по обломкам ветвей.
Над головой сгущался мрак. Уже через несколько минут на смену хмурому ветреному дню пришла ясная и тихая ночь. Начало подмораживать. Тучи расступились, обнажив тёмно-синее небо, и через дымку последних уходящих облаков проступила жёлтая полная луна. Её холодные лучи ярко осветили беспокойные воды реки и густые заросли кустов противоположного берега. Где-то там, в переплетениях цепких веточек шиповника, Ефрем увидел обломки своей деревянной лодки. Чуть дальше, в сучках верхушки поваленного дерева, видимо, запуталось какое-то случайно угодившее в реку животное. Его лоснящаяся шерсть мыльно отблёскивала в лунных лучах, придавленное напором воды к самому стволу. Сначала Ефрем подумал, что это молодой подросток-медвежонок. Он приподнялся с намытого островка, взобрался на ствол и аккуратно вышел по нему до середины реки, чтобы лучше рассмотреть, и почти сразу же отпрянул назад. В туше медведя он узнал свою собственную меховую жилетку, которую он сшил прошлой зимой. Из разрезов толстой шкуры торчали бледные отмороженные культи бездыханного, искалеченного тельца.
К своей хижине Ефрем вернулся только под утро. На своих плечах он нёс околевшее маленькое тело. Переодевшись в сухое и накормив Ларису, Ефрем растопил в своей избушке печь, взял ржавую сапёрную лопатку и ножом вырезал на её черенке только два кривых слова: «Олег. Друг». Позже, за своей избушкой, он вбил эту маленькую лопатку у изголовья свежей могилы до самого черенка, немного постоял, потупившись в землю, и пошёл обратно домой, собираться в дорогу.