Только ближе к вечеру, когда Аким уже полностью отошёл от мучавшего его похмелья, он вышел покурить и встретился с Ефремом, который рассказал ему, что привёз из деревни забитую свинью. В этот момент для него всё сразу встало на свои места.
«Точно. Ефрем стучался ночью, чтобы ливер мне предложить. А я не открыл… И почему я сейчас у него не спросил?»
Заварив чай на кухне, Аким встал у окна и подумал о жене Ефрема. Всё-таки, для Акима было в Женьке что-то свободное и независимое. Быть может, даже блядское, что вызывало в нём неподдельный интерес. Конечно же, интерес чисто околонаучный, психологический.
Аким вспоминал, как шесть лет назад, при его активнейшем участии, счастливые молодожёны заселились в это пусть и скромное, но зато своё, купленное в ипотеку, жильё. Аким тогда уговорил Ефрема, чтобы тот специально выбирал жилплощадь подешевле и постарее – через пару лет их дом планировали включить в программу расселения ветхого жилья, а они сами должны были обустроиться в новой панельной пятиэтажке в центре города, куда переселили бы жильцов с полуразваленных окраин.
На следующий год после покупки Ефремом квартиры, мэра города посадили за махинации и попил бюджета на строительстве. На память о посаженном градоначальнике и его жилищной программе в центре города остались только серые бетонные стены недостроенного дома, а новый глава города ограничился лишь тем, что перекрыл крыши нескольких старых бараков и поменял двери в подъездах.
Тогда Акиму тоже показалось, что отношения между ним и Ефремом несколько охладели, и ему стоило немалых усилий вернуть свою утраченную репутацию в глазах старого приятеля.
Пока Аким пытался восстановить эти самые подорванные отношения, романтика и большие надежды недавно заселившихся молодожён развеялись. Ушла короткая пора благополучной жизни. За соседскими стенами всё чаще вспыхивали ссоры и скандалы. Вскоре и жена Акима поняла, что личная жизнь соседей увлекает его куда больше, чем своя собственная. Какое-то недолгое время Аким погоревал об уходе жены, но потом спокойно вздохнул и даже порадовался тому, что его больше никто не пилит по всякой ерунде, и он может быть диким волком, одиноким странником среди этих сложных переплетений людских жизней. В некотором роде, подобный альтруизм наполнил жизнь Акима каким-то новым смыслом, и он даже было подумал, что наконец нашёл в нём себя.
Нет. Определённо, к Женьке его тянула не какая-то внутренняя животная натура, а исключительное желание посочувствовать её тяжкой доле, подставить под её голову своё крепкое мужское плечо, потому что Ефрем, хоть несомненно и был хорошим мужиком, но на роль примерного семьянина никак не годился.
А Аким, будь он подлым мерзавцем, наверняка бы мог составить реальную конкуренцию её мужу. Уж точно Женька позавидовала бы тонкой душевной организации Акима, когда б увидала на его комоде бережно хранимую свадебную фотографию, подаренную ему фотографом по случаю женитьбы Женьки и Ефрема. Аким признавал, что с этой очаровательной улыбкой, в этом белом, тонком – по фигуре – платье Женька была особенно хороша. Дабы ухмыляющаяся физиономия жениха не смущала его, Аким во время мастурбации заклеивал лицо Ефрема двумя кусочками синей изоленты.
Конечно же, онанизмом Аким занимался лишь исключительно для того, чтобы поскорее сбросить постыдную похотливую листву, которая неизменно должна возникать у любого здорового мужчины к любой красивой девушке. Только после подобных процедур его разум освобождался от дурных мыслей, и он мог и дальше непредвзято изучать психологические и поведенческие особенности своей подопытной.
5
После очередного похода в магазин, Ефрем всё же решил купить собственную коллекцию ножовок и приступил к более серьёзным действиям. Весь оставшийся в его тазике ливер почти растворила едкая жидкость, и получившееся желе он порция за порцией смывал унитаз. Унитаз принимал Женькины потроха неохотно, часто давился и забивался, поэтому Ефрем решил, что растворённый ливер будет последней Женькиной частью, которую он спустит в унитаз.