— Я пас, простите, ребята, не могу.
И ушел совсем. К девчонкам. Осуждать его никто не стал. Зрелище и впрямь было не для слабонервных.
— Ну так что?
Тоха расстегнул манжеты, засучил рукава, потянулся к пуговицам.
— Погоди, — остановил его Эдик, — давай сначала перевернем. Есть у меня одна мыслишка…
Договаривать он стал, подхватил мертвеца за джемпер, потянул на себя. Тоха молча ему помог. Сразу стало ясно, что раздевать покойника не придется. На затылке у Генки Белова красовалась громадная вмятая рана. Крови не было, да и откуда ей взяться в воде? За эти дни все вымыло, отмочило. Были раздутые, размокшие ткани. Была дыра. Виднелись осколки кости.
Эдик руками туда не полез. Глянул с расстояния, наморщил лоб. Сказал негромко:
— Так я и думал.
— Что думал? — словно очнулся Санжай.
— Генке нашему проломили череп.
Тоха кивнул, отвернулся, оттянул ворот рубашки, словно хотел глотнуть свежего воздуха.
— Гадость какая… — просипел он, — никогда не думал, что увижу такое.
Он помолчал, довольно быстро взял себя в руки.
— Эдик, а что за мыслишка была у тебя?
— Погоди.
Эдик устремился прочь, нырнул под навес, чем-то там зазвенел, вскоре показался со штормовкой в руках. Велел Тохе:
— Переворачивай назад.
На этот раз Антону помог Колька. Вдвоем они справились легко. Генка вновь лежал, уставившись объеденным лицом с пустыми глазницами в небо. Эдик поспешно накинул на голову другу куртку.
— Не могу, — сказал он. — Не хочу, чтобы он смотрел так…
Он подошел к озеру стал намывать руки. Тоха присел рядом. Напомнил:
— Так что за мысль?
Мне подумалось, что я угадал, каким будет ответ. Так оно и вышло.
Эдик сказал:
— Генку и Мишку и ударил один и тот же человек.
— Удивил, — усмехнулся Санжай. — Это и так ясно.
— И этот человек среди нас. Кто-то из нас! Ясно?
Эдик резко поднялся, встряхнул мокрыми руками и с тоской оглядел лагерь.
Глава 25
Сначала все замолкли. Каждый честно пытался примерить на себя последнюю фразу, словно впервые подумал о том, что убийцу нужно искать здесь, в лагере, среди своих. Я не был исключением, ровно до тех пор, пока ребята, как по команде, не уставились на меня. Их взгляды мне не совершенно понравились.
— Но-но, — я выставил перед собой ладонь, — не надо грязи. Не думаете же вы, что это я сначала убил Генку, а потом сам себе настучал по затылку и прилег голым в тайге отдохнуть?
Эдик вздохнул.
— Было бы, конечно, неплохо. Но нет, мы так не думаем. Просто надеемся, вдруг ты хоть чего-то вспомнил?
Я засунул руки в карманы штанов. Я всегда так делал, с самого детства, когда мне ужасно не хотелось врать. Когда врать приходилось. На душе стало тошно. Как можно вспомнить то, что было не с тобой? Никак! Собрался духом и соврал:
— Не помню. Если бы помнил, давно бы сказал.
— Жаль, — бросил Санжай.
По его голосу стало понятно, что ему действительно жаль.
— Все было бы куда проще.
— И про карту ничего не помню, — сказал я, на всякий случай. Новых вопросов категорически не хотелось.
— Что будем делать с ним?
Тоха указал пальцем на бездыханное тело. Назвать Генку по имени он почему-то не решился.
— Хоронить надо, — сказал Санжай. — Закапывать. Глубоко. Иначе зверье сожрет. Они на запах тухлого мяса знаешь, как падки!
— Давай без подробностей! — Антон побледнел не хуже Юрки. — У меня желудок не железный. И так тошно…
Он неопределенно махнул рукой.
— Командуй, — велел Санжаю Эдик. — Что делать?
И Колька скомандовал.
Место для могилы выбрали на возвышенности, под старой елью, подальше от воды. Сухое, тихое, защищенное с трех сторон кустарником. Метрах в стах от лагеря.
Для начала Эдик притащил из Зиночкиной палатки Генкин спальник.
— Так будет лучше, — парень нервно потер ладони, сказал виновато, — гроба все равно нет. Не класть же его в землю голым лицом…
Санжаю идея понравилась. Он сразу захлопотал, расстегнул спальник, разложил на земле.
— Теперь бы его, — он указал на покойного, — надо поднять и перенести.
Антон начал вновь расстегивать манжеты. Мне же пришла идея куда лучше.
— Постойте, — остановил их я, — давайте, как в больнице с лежачими больными.
— Это как? — Не понял Санжай.
— Я знаю.
Эдик даже повеселел, до того ему пришлось по вкусу мое предложение. Он обернулся к Антону.