«Дорогие мамочка папочка Поздравляю Новым годом Желаю счастья мира вашей жизни крепко целую Верочка»
Любовь Петровна вздохнула, прочитала телеграмму еще раз.
Вышла в большую комнату, посмотрела на буфет. В буфете стояли бутылки с ее любимым вином — кагором, лежали банки консервов, колбаса, свертки, кульки.
Она запустила руку в один из них и вынула яблоко. В другом было печенье, в третьем — конфеты.
«Вот и отменена карточная система, и цены снижены. Люди радуются — лучше, легче жить… А у нас в семье…»
Она положила все на место и только теперь почувствовала голод. Достала из сумочки два бутерброда и быстро с ними расправилась.
«Пойду в клуб, — глянув на часы, решила она, — послушаю доклад и вернусь», — и стала переодеваться.
В зал клуба Любовь Петровна вошла в конце доклада. За столом президиума она увидела Леснова, Столетникова, Бакрадзе, Костикова, с краю сидел и ее Михаил. Леснов заканчивал доклад.
— …И, несмотря на отставание, в первых трех кварталах, — говорил он, — наш леспромхоз к концу года пришел с отрадными результатами. Мы дали стране семь тысяч кубометров леса сверх плана!
Зал радостно зашумел, зааплодировал.
— Сегодня мы впервые вручаем переходящее знамя Таежного леспромхоза первому лесоучастку, выполнившему квартальный план на сто восемнадцать процентов, а по ассортиментам — на сто двадцать один!
Знамя под бурные аплодисменты, туш и радостные возгласы лесорубов принял из рук замполита Верхутин.
— Нашему лесоучастку оказана большая честь, — сказал он, — первым в леспромхозе получить переходящее знамя. Разрешите от имени наших лесорубов заверить всех вас, что мы еще лучше будем работать в новом году. Квартальный план выполним в два с половиной месяца, дадим сверх плана пять тысяч кубометров леса!
«Хорошо работает леспромхоз, — подумала Любовь Петровна. — Молодец, Леснов. И Михаил как будто изменился, — мелькнула радостная мысль. — Его лесоучасток лучший, хотя… он и раньше не из плохих был».
А в это время Бакрадзе зачитал приказ директора о премировании, и Седобородов вручал премии. Заневский с каким-то особым чувством гордости и смущения получил отрез на костюм.
«Эх, жаль, что Люба не приехала, — с сожалением подумал он, — как хорошо было бы вместе провести вечер!»
Он сел на место, посмотрел в зал, и вдруг сердце его радостно забилось: он увидел в задних рядах кресел жену и даже не сразу поверил себе. Хотел встать и пойти в зал, но тут наклонился к нему Леснов, потом с вопросом обратился Зябликов.
Так он и не ушел в зал до конца собрания.
Любовь Петровна думала выйти из клуба незаметно, но столкнулась с Павлом.
— Что же это вы уехали, не предупредив никого, — улыбнулся он, пожимая ей руку.
— А кого я должна была предупреждать?
— А мы пришли с охоты, привезли четырех медведей, а хозяйки дома нет, — продолжал Павел. — Пришлось самим хозяйничать…
— Здравствуй, Люба, — сказал Заневский, подходя к ним, — с приездом!
— Спасибо, Миша, — пересиливая волнение, спокойно ответила Любовь Петровна, глядя на бледное лицо мужа. — Поздравляю тебя с успехом и… премией.
— Спасибо, Любушка, большое спасибо!
А праздник разгорался. В просторном, красиво убранном фойе уже кружились вокруг нарядной елки пары, сыпались словно снежинки конфетти, оркестр играл вальс.
Павел пригласил Любовь Петровну. Лавируя между пар, он кружил легко и уверенно.
— А сейчас пойдемте к нам, — сказал, он когда танец окончился. — Мама уже, наверно, волнуется… Нет-нет, вы не протестуйте, Любовь Петровна, — быстро зашептал Павел, видя, что она хочет возразить, — не обижайте меня и моих стариков.
— А он тоже будет? — строго спросила она.
— Да, — просто ответил Павел.
32
Раздольный заливал свою злость вином…
Он явился в клуб к концу собрания. Сидел в последнем ряду у дверей.
После доклада стали вручать премии.
Он даже улыбался и аплодировал Заневскому, Костикову, Зябликову и лесорубам, а в груди клокотало, горело.
— А почему вас не премировали? — насмешливо улыбаясь спросил его десятник погрузки соседнего лесоучастка, сидевший рядом. — Ваша же погрузка на первое место вышла!
— Я за премией не гонюсь, — стараясь быть равнодушным, небрежно проговорил Раздольный. — Не по душам, видно, пришелся некоторым, что правду-матушку в глаза режу…