Любовь Петровна плакала, не закрывая лица, а муж целовал ей руки, гладил пышные волосы.
— Пойдем, Любушка, — говорит он, — встретим наш Новый год.
И Любовь Петровна идет.
35
Русакова сидела за столом.
Перед ней лежали книги и брошюры: по механике, трелевке, вывозке на тракторах, конспекты и тетради. Таня прочитывала страничку раз-другой, но ничего не могла запомнить — мысли снова и снова возвращались к Николаю.
Окружающие не узнавали Татьяну. Она стала замкнутой, заметно похудела и как-то сразу возмужала.
День, когда она узнала о случившемся между Николаем и Зиной, перевернул все ее мечты.
Вбежав тогда в свою комнату, она заперлась на ключ и никого к себе не пускала. Она плакала. Плакала долго, громко, не стыдясь, что ее могут услышать.
Когда первый порыв отчаяния прошел, Таня стала думать по-другому.
«Может быть, он и не обманывал меня, а правда любил и любит. Ведь он мог скрыть все это и жениться на мне, я бы согласилась…»
Таня вздохнула, рассеянно посмотрела на конспект и отодвинула его в сторону.
В комнате стало темнеть.
За окнами выла и стонала вьюга: ветер гнул росшие под окнами березки, словно хотел их сломать, куда-то нес потоки поземки, наметал сугробы. А в квартире было тепло. Топилась русская печь, в ее широко разинутой пасти весело потрескивали дрова, тоненьким голоском напевал чайник.
Таня встала, задернула занавеску, повернула выключатель.
В это время Николай, возвращаясь с работы, остановился против окон Татьяны. Он видел ее тень, лежащую на занавеске: девушка стояла у окна и, заложив за голову руки, по-видимому, о чем-то думала.
«Эх, Таня, Таня! — с болью подумал он, и его сердце сжалось. — Даже встречаться не хочешь».
Тень девушки шевельнулась, переместилась вправо и пропала. Николай вздохнул и направился в дом. В коридоре остановился у дверей Татьяны, прислушался. Показалось ему, что Таня что-то сказала, почудилось: произнесла его имя. Взволновавшись, он схватил ручку двери, рванул на себя, но тщетно.
«До того я ей опротивел, что видеть не хочет, — с болью подумал Николай, — запираться стала!»
36
Раздеваясь, Николай с минуту постоял у вешалки и вспомнил, что надо принести Зине дров, набрать в колодце воды. Вздохнул. Застегнул опять телогрейку, надел шапку, вышел во двор. Нарубил дров, принес Зине, потом себе. Сходил за водой.
— Спасибо, Коленька, — поблагодарила Воложина и загородила собой двери. — Подожди, не уходи, — сказала она с мольбой. — У меня ужин готов.
— Спасибо, Зина, я пойду, — отказался Николай. — Холодно в комнате, печь надо топить.
— А почему ты мне не оставляешь ключи? Я бы убрала и протопила у тебя, полы вымыла…
— Зачем? Тебе и своих забот хватает. Я пойду…
— Коля…
Николай нетерпеливо поморщился, посмотрел на Зину. «Ну, что ей еще от меня надо?»
— Ты злишься на меня?
Николай неопределенно пожал плечами, горько усмехнулся. Зина отвела от него взор, губы ее сморщились, на глазах блеснули слезы.
— Не надо, Коля, помогать мне, — тихо сказала Зина, — я не нуждаюсь, понял? И вообще, не заходи больше ко мне, не хочу я, не надо! — сквозь слезы выкрикнула она и, закрыв руками лицо, прислонилась к дверному косяку.
— Нет, надо! — решительно сказал Николай. — Мой долг помочь тебе теперь, помочь воспитать ребенка, и ты не имеешь права отказываться от помощи. Да-да-да! — торопился высказать все Николай. — Я буду помогать тебе…
«Он, кажется, прав», — придя в себя и подумав над его словами, вздохнула Воложина и подняла на Уральцева потеплевший взгляд.
— Спасибо, Коля, я верю тебе…
Николай испытующе посмотрел на Воложину и сделал шаг к выходу, но Зина взяла его за руку.
— Не разговариваете? — виновато спросила она, и Николай прочел в ее взгляде сочувствие. Он вздохнул, опустил голову. — Зачем ты рассказал Тане? Я никогда бы никому не открыла этого, честное слово!
— Так нужно было… я люблю ее и не мог скрывать… Пусти, Зина, я пойду, — и он, легонько отстранив Воложину, вышел.
«Похудел, лицо осунулось, глаза да нос остались, — соболезнующе думала о Николае Зина, — …видно, крепко ее любит!.. Если бы меня так любил!