«Что же я стою? Надо удочки забрасывать, а то прозеваю клев!»
Она отошла от горловины суживающейся в рукав старицы, где муж на ночь ставил сеть, и устроилась у омута. Вскоре один из поплавков шевельнулся. Качнулся раз. Другой. Нырнул. Любовь Петровна дернула удилище и подсекла крупного язя, а спустя несколько минут вытащила двух небольших окуньков.
Мимо на лодке проплыл муж.
— Ты куда, Миша?
— К болоту, Любушка, я скоро, — сказал он. — Ты, как стемнеет, разводи костер, я натаскал уже плавника на ночь… Клюет?
Любовь Петровна показала ему кукан с рыбой.
— Ни пуха ни пера! — уже издали крикнул Заневский и налег на весла.
Солнце опустилось за увал.
Где-то в осоке, на противоположном берегу, время от времени крякала утка, пролетел к бору глухарь. А над головой, звеня, толпились комары. Любовь Петровна не спускала накомарник: он ей мешал наблюдать за поплавками. Клевало хорошо, удочек было четыре, Любовь Петровна редко успевала вовремя подсечь, и рыба объедала на крючках наживу.
«А чего это я жадничаю? — рассмеялась она. — На уху хватит, а в сеть попадется крупней моей».
С болота прозвучал дублет. Заневская развела костер, почистила рыбу, подвесила над огнем на жердочке котелок.
Приехал Михаил.
— На первое уха, а на второе, Любушка, жаркое будет, — весело сказал он, вытаскивая на берег лодку, и показал жене пару уток. — Недурно, а?
Любовь Петровна взяла птицу, полюбовалась на нее и подняла на мужа вопрошающий взгляд:
— А почему у нее на крыльях мало перьев?
— Старые утки линяют сейчас, — охотно пояснил он. — Смотри, видишь, новые перья растут?
Любовь Петровна слегка прикусила губу, задумалась.
Опустилась у костра на корягу, невидящим взглядом смотрела на огонь. Как-то сразу пропал интерес к рыбалке. Не радовала ее уже ни тихая звездная ночь, ни плеск играющей на старице рыбы, ни аппетитно-ароматный запах кипящей ухи.
«Лучше бы я дома осталась, — с горечью подумала она, косясь на уток. — Зачем он их убил?»
— Любушка, что с тобой? — видя, как жена изменилась в лице, спросил Михаил, присаживаясь рядом и обнимая ее за плечи. — Ты о чем?
Любовь Петровна отвернулась — на нее пахнуло водочным перегаром.
«Успел уже! — с неприязнью подумала она, но сказала другое:
— О птицах думаю, Михаил.
— Об утках? — Он в недоумении посмотрел на птиц. — А что о них думать? Прекрасное жаркое я сейчас приготовлю, по-охотничьи. Выпотрошу одну и с перьями в угли. Пальчики оближешь!
— Я не об этом, — с досадой поморщилась Любовь Петровна. — Ведь сейчас нельзя стрелять дичь: утки линяют, а выводки малы. Это не охота, а уничтожение…
— Ерунда, Любушка, — добродушно усмехнулся Заневский. — Я же не злоупотребляю…
— А рябчики, что принес на прошлой неделе? — вспомнила она. — Нехорошо, Миша, стыдно. И подчиненные с тебя пример берут…
«Ну причем тут подчиненные? — мысленно возмутился Заневский и нахмурился. Каждый отвечает за себя. Да, я стрелял в запретное время, но не специально же охотился, а так, между прочим… по пути… Стоит ли из-за этого ссориться?»
— Любушка, милая, я же для тебя старался и для дочери, — миролюбиво заговорил он. — Одну утку здесь испечем, другую — домой, на лед. Может, приедет завтра Верочка, а мы ей жаркое из дичи! По карточкам ведь в магазине не получишь…
Любовь Петровну тронула забота мужа о дочери, мимолетная улыбка озарила ее моложавое лицо, когда представила довольную угощением Верочку. Но в следующую секунду ее брови сдвинулись, на высоком лбу залегли морщины.
«А не стал бы кусок поперек горла, — подумала она, — когда Верочка узнает, каким путем добыты утки?»
Вздохнула. Положила в костер охапку нарубленного плавника и, услышав сильный плеск, быстро повернулась к старице. Михаил бросился к берегу, включил карманный фонарик. Луч упал на воду, выхватил из темноты ныряющие поплавки и бьющуюся в ячеях сети рыбу.
— Любушка, посвети скорее! — крикнул Заневский и, передав жене фонарик, полез в воду; через несколько минут он выкинул на берег крупную щуку. — Какая ядреная, ты посмотри только! — восхищался он.
Но Любовь Петровна смотрела на рыбу равнодушно.
3
Поезд прибыл на станцию в девять часов утра.
Верочка Заневская, соскочив с подножки вагона облегченно вздохнула: — «Приехала» — и, поставив на перрон чемодан, огляделась. У вагонов толпились пассажиры, сновали вдоль состава встречающие. Ее никто не встречал: Верочка не сообщила о своем выезде.
Выйдя из вокзала, девушка пошла пешком.