— Игорь Ильич, Вам билет заказали, а Ваша жена позже улетать будет? — и женщина повернулась к Лене, стоящей рядом.
— Это моя жена! — громко возмутился директор. — И никакие билеты ей не нужны!
Все в коридоре перестали говорить и двигаться, и тут же уставились на Лену.
— Извините, — пролепетала бухгалтерша, быстренько пробралась среди стоящих людей к ближайшему кабинету и юркнула в дверь.
Стеклов готов был взорваться от ярости. Он издергался с подготовкой и утверждением документов, до сих пор злился на стервозную Зеленовскую дочку, а тут ещё эта тетка с дурацким вопросом.
— Это моя жена, — уже тише повторил он и обратился к стоящим людям: — Можно пройти?
Народ расступился, и Виктор вышел из толпы, подхватив под локоть Лену.
Потом они сидели в приемной, слушали Игоря и ждали, пока все разойдутся. И уже позже на лестнице наткнулись на растерянного и взъерошенного Зеленова.
— Виктор Михайлович, я понимаю все. Мне завтра кому дела передать?
Стеклов молчал, Лена ушла вперед вместе с Рассказовым. Дмитрий Петрович не знал, стоит ему извиняться или нет.
— Думаешь, что я тебя теперь сожрать должен? — негромко спросил Виктор. Собеседник обреченно кивнул головой.
— Мы же не в тайге. Хотя у нас дела порой пострашнее лесных бывают. Успокойся. Увольнять я тебя не собираюсь, — мужчина кашлянул. — И в совет ты тоже попадешь.
— Виктор Михайлович… Вы за меня проголосовали?! — не поверил Зеленов.
— Нет, не я. Это моя жена… Извини, мне идти нужно.
Дмитрий Петрович в растерянности опустился на холодную мраморную ступеньку. Его, властного и влиятельного человека, легко решающего судьбы многих людей, пожалела какая-то девчонка. Просто так пожалела, без всякой выгоды…
Глава 25
Коллективы самой «Тэра-нефти» и дочерних компаний испытывали чувство неловкости перед Стекловым. В компании было принято поздравлять юбиляров и ветеранов, новобрачных и новорожденных. Машин не дарили, но и просто открыткой не обходились. К генеральному периодически обращались по разным личным вопросам, и он всегда старался помочь. Но сейчас вышло, что директор женился, а его не просто не поздравили, ему даже не поверили, когда он сказал об этом.
Исправляя ситуацию, группа доверенных лиц через неделю привезла подарки прямо домой к Виктору Михайловичу. Большую запечатанную коробку вскрывали всем семейством и гадали, что же в ней лежит. Из пакета Лена достала легчайший кашемировый плед цвета кофе, завернулась в него, закрыла глаза от удовольствия.
— Ну, артисты! — услышала она возглас мужа, обернулась и увидела, что из коробки Виктор вытаскивает огромную медвежью шкуру-ковер. — Никуда нам от тайги не деться.
— Никуда, — повторила Лена вслед за мужем и погладила свой живот, где хранился самый главный лесной подарок на всю жизнь…
Несколько месяцев особых потрясений не случалось. Спокойная жизнь расслабила Виктора, и он в начале октября улетел в командировку в полной уверенности, что к моменту рождения сына точно успеет вернуться. Стекловы не планировали партнерские роды, но мужчина намеревался поддерживать жену до родов и побыть с ней после появления малыша. По закону подлости, повалил снег, который в здешних краях в октябре вполне обычен. Влажные пушистые хлопья засыпали все вокруг, сугробы росли на обочинах и прямо под ногами прохожих. Нелетная погода обосновалась в регионе надолго.
Первые дни Виктор ждал вылета спокойно, потом стал нервничать и злиться. А позже весь его психоз уже не имел никакого значения — Лена родила раньше указанного врачами срока. В роддом её отвез Палыч и сидел в приемном покое почти восемь часов, пока ему не сообщили, что Стеклова родила и можно спокойно ехать домой.
Ни один телефонный разговор не заменит личную встречу. На третий день после прибавления в семействе прямо с летного поля Виктор примчался к жене в роддом, собираясь обнять её и наследника. Но получил полный отказ от Борзовой.
Людмила Федоровна заявила:
— Посетители в такой гриппозный период являются источниками различных инфекций. А вазы с цветами — рассадник синегнойной палочки! Встречаться будете дома, и без букетов вполне можно обойтись.
Расстроенный папаша вышел на улицу и позвонил супруге:
— Лен, меня не пустили. И даже розы не взяли…
— Да ладно, ты только не уходи. Мы сейчас едим, а минут через двадцать я к окну подойду. Хоть посмотрю на тебя. Домой хочу сильно.