— И до чего ж есть красивые девушки! — воскликнул Гуреев.
Лицо его стало мечтательным, и от этого еще более увеличилось сходство с девичьим.
— Это правильно! Поездил я за свою жизнь по свету немало, — сказал Яша Яковкин. — И заметил я, товарищи, что всюду много есть красивых девушек — и в городах и в селах. Иной раз остановишься на самой захудалой станции или даже разъезде. Смотришь: идет раскрасавица, просто — краля... глаз не отведешь... Красивый у нас народ и все!
Яша Яковкин уверенно поглядел вокруг и пощипал свои усы.
Когда Надежда и Женя приблизились, ребята умолкли.
— О чем беседа? — спросила Надежда.
Промолчали.
— Ты, видно, Яковкин, рассказывал про разные разности, да? — спросила Женя Столярова.
— И я, и другие...
— Ну, ладно, товарищи. Есть к вам дело. Сами видите, пять дней осталось до срока. Неужели не закончим профессорского каупера? Неужели не выполним обязательства?
— Конечно, обидно. Сколько разговоров, а к сроку каупера нет, — сказал Ванюшков. — Думаю, каждый готов все сделать, чтоб слово комсомольское сдержать. И профессору приятно будет! Так, товарищи? И то, что мы сделаем, не только для нас почет, а и для строительства.
— Мы и так хорошо работаем. Как можно лучше? — спросил Шутихин. — Можно подумать, что мы хоть и работали хорошо, да про запас что-то оставляли. Это неправильно.
— Что ты хочешь сказать? — спросила Надежда.
— Я сказал... Мы про запас ничего не оставляли. Каждый отдавал, что имел. А если надо быстрей, то тут вы должны что-то придумать инженерное. Может, третий подъемник поставить или другое что...
— Первое августа — это не праздник, это не седьмое ноября! — заметил Белкин, опасаясь, что первенства ему не удержать, если ребята поднажмут.
— Стыдно так говорить! — с возмущением сказала Столярова. — Слово комсомольское дали к первому августа кончить. Значит, надо кончить. Праздник или не праздник, слово комсомольца — закон!
— Верно, товарищ Столярова. Я тоже так думаю — дал слово, держись! А сорвешься — гордость потеряешь, комсомольскую гордость! — поддержал Женю Ванюшков.
— Товарищи! Ставить третий подъемник нельзя. Будем думать, что бы такое техническое ввести, чтоб облегчить и ускорить работу. Никто не считает, что вы работали и про себя что-то там оставляли. Но вы сами знаете, что дает в работе навык, сноровка. В первые дни вы и нормы не выполняли, а потом с каждым днем пошли выше и выше. Вот про это речь идет. Сноровка, опыт помогут еще увеличить выработку, — заявила Надя.
— Что говорить!
— Сейчас хотим посоветоваться с вами насчет субботника, — сказала Женя. — Как вы смотрите?
Бригада задумалась.
— Можно и субботник, — ответил за всех Яша Яковкин. — Здесь люди новые. А вот когда мы пришли на площадку и ничего тут не было, все работали, не считаясь с днями, и в праздник, и в будни. Раз дали слово, сдержим. На субботник пойдем!
— Дружно возьмемся, и субботник поможет! — поддержали Яковкина товарищи.
— Так как же решим? — спросила Надежда. — Мы вам, товарищи, навязывать субботника не станем. Если не хотите, обойдемся и без субботника.
— К чему разговоры! — возмутился Яша. — Да где это видано, чтоб комсомольцы отставали? Если поможет делу, так и два, и три субботника устроим! И об этом говорить нечего. И ты, Шутихин, признай перед всеми, что сказал неправильно! И ты, Белкин, тоже. После работы сегодня останемся!
— Останемся! Иначе быть не может!
После гудка рабочие комбината вышли из-за лесов, кирпича, камня, точно муравьи из потревоженного муравейника. Узкие перекрещивающиеся тропы заняли цепочки людей. Все движутся к проходной.
— Полчаса отдыха и за работу! — объявил бригаде Ванюшков. — Кури!
— Вон батя! — сказал Пашка Коровкин, увидев отца, возвращавшегося с работы.
Тот поманил его к себе. Пашка подошел. Они сели на бревне, в стороне от людей.
Отец густо оброс черными волосами. Он смазывал их на ночь маслом, и они, набрав за день пыли, превращались в лохматый куст. Глаза его горели, как уголь на ветру.
За свое сходство наружностью с Распутиным Коровкина звали на площадке Гришкой, хотя настоящее имя его было Никодим.
— Стараетесь? — насмешливо кинул он, показав на бригаду, в которой работал Пашка.
Сын молчал.
— Старайтесь! Старайтесь... Может, ваша власть чем и отблагодарит... Лапотошки худые выдадут...
Пашку будто стегнули по живому.
— И когда это у вас, папаша, пройдет?
Никодим с презрением глянул на сына.