Пришли Абаканов и Женя. Девушка весело смеялась, и Журба подумал, не над ним ли. Она снова была в лыжном костюме и выглядела подростком. Абаканов лихо вскочил на первую попавшуюся лошадь и наставительно заявил:
— Товарищи! В дороге не натягивайте поводьев! Дайте лошади полную волю. Алтайская лошадь в тайге умнее нас!
Журба пошел на базу, быстро позавтракал и вышел к группе.
— Готовы? — спросил он.
— Готовы! — ответил за всех Абаканов.
— Тогда трогайте, — сказал он Василию Федоровичу и дал повод.
Пошли.
Полчаса спустя Журба знал, что Василий Федорович Кармакчи в годы гражданской войны служил в Красной Армии, воевал против басмачей и зайсанов, коммунист. «Это находка!» — подумал он. Журба заметил, что к Кармакчи с большим уважением относились все работники базы. В дорогу он вышел в том же брезентовом костюме, в котором Журба застал его вчера. Только зеленую плюшевую шапочку сменил на малиновую, отороченную мехом бурундука. Сменил он и сапоги. К кожаным головкам пришиты были очень широкие и длинные голенища, также отвернутые после ремешка у колен вниз, на голень. Сутулый, крепко сложенный, он плотно сидел в седле.
Кроме Василия Федоровича, с группой шли старый алтаец, два молодых конюха и подросток лет тринадцати, которого звали Сановай, — внимательный ко всему, приветливый мальчишка. Лицо у него все было в мелких рябинках, будто после заряда дроби.
Дорога была широка, но лошади упрямо заходили друг другу в хвост, словно брели по узкой тропе, и никакими силами нельзя было заставить их итти хотя бы по две в ряд.
Женя ехала за Журбой. Она надавила на жилку пульса и, глядя на часики, сосчитала: 95... Она еще вчера заметила, что сердце у нее билось необычно, но никому об этом не сказала. «Что это такое? И отчего?»
Часа через три Василий Федорович свернул на тропу, пошли вдоль безыменной речушки. Здесь велась лесозаготовка, рабочие скатывали с горы окоренные бревна, которые, падая, вздымали фонтаны брызг. Было очень много деревьев с жестяными коробочками и со знаком стрелы над коробочками.
— Подсочка. Добывают смолу! — пояснил Абаканов. — А лес идет на стройки.
Выбравшись к реке, Яша Яковкин и Сухих ожесточенно стали обливать голову, грудь, лицо водой, без конца ее пили.
— Не делайте этого, — предупредил Абаканов. — Еще больше захотите пить. И жарче будет.
Обманчивое охлаждение! Журба испытал это на себе еще на первом перегоне: напьешься, обольешься водой, а через десять минут жажда мучительней.
Справа и слева от узкой долины поднимались горы, покрытые лесом, а над рекой, по высокому берегу, росла густая трава, расцвеченная фиолетовыми венчиками луговой герани, розовыми метелочками иван-чая, красными зонтиками татарского мыла. Таежная тишина, нарушаемая шумом бегущей реки да резкими выкриками птиц, становилась с каждой минутой глубже. Некоторое время группа ехала молча. Не шутил даже инженер Абаканов.
В половине четвертого по местному времени Кармакчи объявил привал. Лошадей распрягли. Потники требовалось положить мокрой стороной вверх, к солнцу. Женя внимательно осмотрела свою лошадь без седла, запомнила приметы, чтоб потом легче было найти ее в табуне: седлание лошади и навьючивание возлагалось на каждого всадника.
Снова купались. На этот раз даже Женя. Она отошла шагов на двадцать в сторону, за уступ скалы.
— Ах, хорошо! Вот хорошо! И вода ледяная, жжет, как кипяток! — кричала она, стоя по грудь в воде. — А цвет какой! Смотрите!
Действительно, каждая река на Алтае имеет свой цвет воды, — это заметил Журба. Безыменная речушка была зелено-синей.
Искупавшись, принесли сухих веток, огонь развел Сановай, отец Коровкин воткнул в землю рогульки, навесил на перекладине два котла и чайник. На обед приготовили суп из мясных консервов и компот. Пашка Коровкин поглядывал на всех искоса, глаза у него были светлосерые, а ресницы и брови совершенно белые. Он лихо рубил дрова, размахивая топором, как сказочный лесоруб.
Пока варился обед, Журба с Абакановым говорили о стройке, лежа на спине, смотрели в небо. Над головой были кроны исполинских сосен и голубая шумящая тишина.
— Как путейца, меня смущает будущая трасса. Без хорошей железной дороги нам никак не обойтись, — сказал Журба.
Он был невесел, и это заметил Абаканов.
— Обходная дорога намного лучше. Не смущайтесь! Мы ведь идем сейчас, как говорят украинцы, н а в п р о с т е ц ь!