Лазарька вставал в шесть часов утра и, протерев глаза, вынимал брус, потом толкал коленом плотные половинки, которые медленно отходили на завесах. Свет вторгался в теплую сутемь.
С этого начинался день. Лазарька выходил на улицу, забрасывал крючки от каждой половинки двери в кольца, укрепленные в розовых пыльных ямках кирпичной стены. Справа висела жестяная табличка, поржавевшая, с вмятиной от удара камнем и с надписью, которую едва можно было разобрать: «Спросить здесь».
Большой кусок жести, вправленный в металлическую раму, висел над входом. На вывеске нарисованы были револьвер, «грец», огромная мясорубка и швейная машина, в центре на черном фоне шла надпись: «Физико-химико-механическая и электро-водопроводная р а б о ч а я мастерская Александра Ивановича Терехова».
И вот странно: еще недавно, совсем недавно, Лазарьке казалось, что жил он только одной мечтой: учиться! Отнимут эту мечту — и уйдет жизнь. Вытечет, как вода из пробитого бака. Но мечту отняли а жизнь не ушла.
— Я вам еще покажу! — страстно шептал Лазарька в горькие часы воспоминаний. — Вы еще меня вспомните!
Он научился внимательно приглядываться к людям и разгадывать каждого по лицу, одежде, голосу; он хотел знать людей, чтобы правильно к ним относиться и не оказаться добрым к тем, кого обязан был ненавидеть. Жажда расплаты — лучшее утешение в горе.
Жизнь мчалась куда-то вдаль; от нее, как от колес экипажа, летели брызги во все стороны. Уцепившись за задок неведомой пролетки, помчался и Лазарька, смутно представляя себе будущее.
Много нового открылось ему с первых дней. Сначала требовалось разгадать вывеску: «Физико-химико-механическая и электро-водопроводная...» В мастерской глаза разбегались. Чего только здесь не встретишь! Швейные машины! Невидаль? Да, невидаль! Маленькие, словно игрушечные, закрутишь рукой, — и пошла обстрачивать края материи. Только края! И ничего другого! И большие машины с цепочкой: повернешь колесо на один оборот, — готово! Пуговица пришита! И совсем непонятные: завернешь — и густая петля, настоящая петля — как на пальто у богатых людей.
А велосипеды!
Конечно, кто не видел велосипедов не только в Одессе, но и в Престольном! Но какие велосипеды стояли в мастерской у Александра Ивановича! На одном колесе! Одно колесо, а на нем высокое сидение и руль! И на трех колесах! И на двух, только одно большое, а другое маленькое. И обыкновенные велосипеды, только с моторчиками.
И белые кассы, как в дорогих магазинах. И ружья. Револьверы. Какие револьверы! Большие и маленькие. И со смешным названием «Бульдог»! И всякие моторчики, фонари, звонки, и ножи с ножницами, шилом, консервным ножом, отверткой, ложкой, вилкой...
Лазарька, впрочем, не только вертит швейные машины или садится на одно колесо велосипеда!
В семь утра — так уже заведено — открывается стеклянная дверь, из комнаты выходит Петр.
— Здравствуйте, Петр Александрович! — говорит Лазарька.
— Здравствуй, парень! Как дела?
Лазарька с достоинством отвечает:
— Благополучно!
Петр обязательно прищурит один глаз (на самом кончике брови торчит пучочек длинных ненужных волосков, — что поделаешь, бородавка!), посмотрит на Лазарьку и обязательно что-нибудь такое интересное спросит, над чем надо подумать, прежде чем ответить.
— Так... Ну, скажи, как надо выполнять общественно-полезное дело?
Лазарька улыбается во весь рот — вопрос легкий! — и громко отвечает:
— С увлечением! Мы уже это прошли с вами, Петр Александрович!
— Прошли? Повторим! Да. Общественно-полезное дело надо выполнять с увлечением, со страстью!
Теперь можно ждать вопроса: какие дела являются полезными, а какие нет? Но Лазарьке хочется хоть разок поставить Петра в тупик, и он, прищурившись, спрашивает:
— А ставить самовар — это полезное дело?
Петра, однако, не поймаешь! Вместо ответа, он сам спрашивает:
— А ты как думаешь?
— Я думаю, это не очень полезное дело...
— Почему не очень полезное?
— Если ставить самовар для рабочих, это полезное дело, а если для капиталистов, то совсем не полезное дело! Вы смеетесь? А вот ответьте: правильно я сказал?
— Правильно! Правильно! Все, что делается на пользу капиталистов, это не полезное дело.
— А зачем тогда делать, если не полезное? Надо не делать для них — и все!
— Вот об этом и думают люди... А вот наш самовар ставить — это полезное дело? — спрашивает Петр.
— Полезное! Очень полезное!
— Значит, наш самовар надо ставить с увлечением? Со страстью?
— С увлечением! Со страстью!
— Ну, ладно! Ставь с увлечением...