Шарль Буше рассчитал кладку печей на сто двадцать один день, учтя «улучшающие работу неожиданности», — так называл он работу ударников.
После проведенного Журбою и Старцевым совещания ударники коксохима выдвинули встречный — в восемьдесят дней.
— Что ж, посмотрим! Мой прогноз годичного бетонирования не оправдался. Кто мог предвидеть такое упорство?
К огнеупорной кладке приступили в начале декабря.
— Вообще, это безумие! — говорил Буше Николаю Журбе. — Никто и никогда не клал печей Беккера зимой. Да еще в такой лютый мороз. Что из этого получится, не знаю. Я поддался общему порыву и буду делать все, чтобы помочь людям выполнить задание.
— Но ведь кладка идет в хорошем тепляке, а не на «лютом морозе»! — возразил Журба. — Зачем искажать истину?
Со средины декабря темп работы стал нарастать. Гребенников сделал все, чтобы, несмотря на жестокие морозы, температура в тепляке всегда оставалась значительно выше нуля.
— Если спустите температуру, отдам под суд! — предупреждал он коксохимиков.
И в тепле, за дружной работой, строители любили пошутить друг над другом. Доставалось больше всего Ярославу Духу.
— И кто тебе приспособил эти тесемочки к кожушку? — допытывались товарищи. — Какая краля, говори?
Дух самодовольно улыбался.
— Есть такая... Есть...
Но все знали, что никого у Духа не было и что жил он с одной пожилой женщиной, очень некрасивой, к скрывал от других свою связь.
— Хоть бы ты когда-нибудь показал нам свою дорогушу, разок бы глянуть.
Красивый парень Микула подбоченивался и как бы говорил: «Покажи только, а там видно будет...»
Подсмеивались и над Ведерниковым; он был хозяйственным, многосемейным человеком и все подбирал с площадки: гвозди, куски железа, проволоку, доски, хотя семья его еще не переехала с Урала и он жил с комсомольцами.
— Скоро наш Ведерников откроет свой материальный склад!
Его несколько раз задерживали в проходной, но это не останавливало. «Приедет семья, пригодится каждый гвоздок».
Огнеупорщики работали хорошо, но производительность труда росла все же недостаточно быстро из-за низкой квалификации большинства рабочих. Гребенников согласился с Журбой и утвердил предложенный им вариант переброски людей на коксохим со многих вспомогательных участков. Молнии полетели на Украину, откуда по наряду ВСНХ должна была выехать группа высококвалифицированных рабочих. Работа шла под лозунгом: «Дать свой кокс своему ванадию!»
— Ничего, обойдемся сами! Сделали больше, осталось меньше! — говорили огнеупорщики — сибиряки и уральцы.
— С сибирскими печекладами много наделаешь... — подшучивал Деревенко, работавший лет пятнадцать на выкладке коксовых печей в Донбассе. — Сложить печь для хлеба — это можем. А вот ты положи огнеупор!
— Клали без вас и класть будем! — спокойно отвечал Ведерников. — Только выложить одну и две десятых тонны на человека — не шутка!
— Конечно, не шутка! Особенно с такими печекладами! Нам бы сюда моих ребят! Эх, бывало... — начинал Деревенко.
Но его останавливал Старцев.
— Покажешь, и наши научатся. Пока ты не работал на печах, тоже плавал якорем!
Старцев, став парторгом, приобрел себе трубочку и курил, как боцман на корабле. Несмотря на холода, ходил он в бушлате и в черных своих брюках; только на ногах — сибирские катанки да на голове — теплая ушанка.
Вскоре прибыли украинские огнеупорщики-коксовики.
— Химики! А без нас цоб-цобе! — добродушно шутили украинцы, быстро ознакомившись со стройкой.
Они немного смешно ходили в непривычных для себя пимах, выданных на строительстве, и в шапках-ушанках с длинными хвостами.
Прибывших расставили так, что сибирские каменщики и печеклады находились между украинскими.
Работай и учись на ходу! — такова была формула, выдвинутая в те дни на коксохиме.
Экзамен по организации работ сдавали все. Нужно было построить работу так, чтобы горсть специалистов могла сохранить руководство в бригадах и подавать живой пример.
— Украинские огнеупорщики у нас на положении комвзводов! — шутил Журба.
В первые дни, однако, не выкладывали на вертикалах даже французской нормы. Люсьен улыбался. Он смотрел на стройку как на возможность заработать. Неудачи его не трогали. Шарль же был озабочен, искренне озабочен и раздумывал над тем, что бы такое применить для ускорения работы. График стал прогибаться. Как в те осенние первые дни, залихорадило. А доменный цех в то время рос и рос. И каждый раз, когда Женя приходила оттуда, у нее падало сердце.