— Иначе ничем не объяснишь. Меня этот вопрос всегда занимает.
Потом Шарль Буше подсел к Бунчужному.
— Не помешаю вам?
Профессор посмотрел на Шарля.
— Нет.
Шарль Буше заговорил о строительстве, о жизни в Советском Союзе, о быте. Потом рассказал о своей работе в Петербурге, в котором жил до начала войны с Германией.
— А ваша семья где? — спросил Бунчужный француза.
— В Лионе.
— У вас есть дети?
— Одна дочь... Вот такая... — он показал на Женю.
— Когда дочь такая, то хочется, чтобы жена была такая... — сказал Бунчужный.
Буше обиделся, но воспитание не позволило показать. В свою очередь Буше осведомился о семье профессора.
— В вашей фамилии есть что-то интригующее! — сказал француз. — Что-то казацкое, дворянское.
Бунчужный рассмеялся.
— В моей фамилии столько же дворянского, сколько в фамилии «Королев» королевского...
— Пожалуйте к столу! — пригласила Надя гостей.
Стол предназначался для четырех, уместиться же требовалось восьми. Сели вплотную. Раскрасневшаяся после хозяйственной сутолоки Надя (это была первая краска на ее щеках после болезни) вносила и вносила вкусные кушанья на длинных блюдах. Гребенников нарезал хлеб.
Первый тост достался хозяину. Николай заговорил о стройке, крепко сколотившей коллектив, о дружбе народов и поколений.
Громче всех крикнула «ура» Женя, Шарль Буше встал и потянулся с рюмкой к Наде и Николаю. Женя пила, как мальчик, озорничая. Шарль, чокнувшись с девушкой, задержал свою руку у пальцев Жени. Она посмотрела ему в лицо и рассмеялась.
Потом пили за жениха и невесту, за предстоящий пуск комбината, за лучших людей строительства, за присутствующих.
— За твою новую жизнь, Надя! — сказал Борис и поднялся.
Надя также встала.
— И ты будь счастлив! Нашей дружбе никто и ничто не помешает! А когда к тебе на свадьбу? — спросила Бориса.
Он крепко пожал ей руку.
Профессор Бунчужный, вспомнив что-то из своей небольшой практики, крикнул Наде и Николаю: «Горько!» Но это не дошло.
— Другие времена, другие песни! Второе поколение не знает, что такое «горько», — заметил Шарль Буше, гордясь тем, что он хорошо знает русские обычаи.
Но Бунчужный не сдавался.
— Горько! — кричал он. «Вообще, раз вечеринка, надо петь и целоваться. Так по крайней мере было в мои юношеские годы». Кстати, профессор припомнил, что после немногих, в сущности, рабочих и студенческих вечеринок он во всю свою остальную жизнь не знал, что такое повеселиться непринужденно, среди своих.
Так сама собой родилась песня:
Бунчужного поддержал один Шарль Буше:
Песня не удалась.
— Другие времена, другие песни! — еще раз повторил Шарль Буше улыбаясь.
Тогда молодежь запела «Коминтерн».
пели дружно, торжественно, под аккомпанемент Жениного концертина.
Этой песни не знали ни Бунчужный, ни Шарль Буше, но мелодию подтягивали.
— Давайте споем теперь что-нибудь такое, что знают все, — предложил Бунчужный.
Сошлись на «Стеньке Разине»... Песня полилась бойко, хотя вначале и не очень стройно. Бунчужный почувствовал вдруг горячую влажность в горле. «Годы... Годы... А давно ли я в косоворотке, подпоясанный шелковым шнуром с кистями, тянул баском, катаясь на лодке?..»
После «Стеньки» Женя спела «Средь шумного бала...» Пела она стоя; правая нога была на перекладине кресла, и платье туго обтянуло девичью фигурку.
Шарль не отрывал от Жени глаз.
Но удивил всех на вечеринке Николай Журба. Он поднял рюмку «За поэзию!» и принялся читать Маяковского. Читал пять минут, читал десять.
— Ты, может быть, и стихи пишешь? — спросил Гребенников.
Николай улыбнулся.
— Выпьем, друзья мои, за то, что благодаря мудрости партии, благодаря воспитательной силе нашего строя мы, люди, бывшие в прошлом на разных координатах — политических и социальных, теперь вместе и делаем великое народное дело! — предложил Гребенников.
Это был замечательный тост! Шарль Буше даже растерялся от неожиданности. Бунчужный с восторгом посмотрел на начальника строительства и хлопнул в ладоши.
— Друзья! — воскликнул Шарль Буше. — Пятнадцать лет назад мы не могли бы сидеть за одним столом и говорить, что участвуем в строительстве такого великого дела, как социализм!
3
Популярная студенческая дореволюционная песня: