— Доставлю в целости. Не беспокойтесь!
Лазарь держал посылочку так, словно от того, доставит ли он ее в целости или нет, зависела дальнейшая жизнь профессора.
— Почему Лиза редко заходит? Я уж не говорю о вас... Вы — как день Нового года!
— Не гневайтесь! С отъездом Федора Федоровича все легло на меня.
Лазарь сел, потом встал, снова сел. Рука его все время при этом находилась на груди, близ двух орденов Красного Знамени. От орденов, казалось, исходили теплые токи, и Лазарь будто согревал свои пальцы.
— Ну, вы торопитесь, вижу. Идите! — Марья Тимофеевна наклонила к себе голову Лазаря и поцеловала в лоб. — Скажите Лизаньке, чтоб обязательно пришла ко мне сегодня с Ниночкой. Если бы вы знали, как мне тяжело одной... Хоть бы скорее он вернулся.
Она помолчала. И вдруг совсем другим голосом:
— Возьмите меня с собой... Соскучилась я по нем. Может, я ему там была бы полезна... Или поздно уже, хлопотно будет?..
Лазарь растерялся.
— Хлопоты меня не испугали бы, Марья Тимофеевна, дело не в этом... Но думаю, что Федор Федорович будет чувствовать себя стесненно. Ему ведь сейчас от печи уйти ни на минуту нельзя.
Марья Тимофеевна погасла.
— Ну, бог с вами... поезжайте... Старая я, глупая... надо бы мне вместе с ним ехать...
Дома Лазарь вместе с Ниночкой достал со шкафа чемодан, вместе укладывал вещи. Потом посадил девочку внутрь чемодана и взвалил себе на плечо.
— Ты уронишь ребенка! Что ты делаешь! — возмущалась Лиза.
— Папа, еще! Еще! — командовала Ниночка.
Он ссадил ее на пол и поцеловал в голову, от которой пахло, как от птичьего гнезда, нагретого солнцем.
— А что ты мне привезешь?
— А что бы ты хотела?
Ниночка задумалась.
— Привези мне... — она не знала, что сказать. — Привези мне что-нибудь... только большое-большое... и много!
— Лиза, сходила бы с Ниночкой к бабушке. Она сердится. — Он рассказал разговор с Марьей Тимофеевной.
Когда Лиза с девочкой ушли, Лазарь сел у окна.
Стоял теплый, трепетный вечер кануна мая, пахло молодыми клейкими листьями. Он глубоко вдохнул вечерний воздух и, подняв голову, глядел в небо. Потом ему стало холодно, и он закрыл окно. Несколько минут ходил по комнате, заложив руки за спину — по старой тюремной привычке.
Через сутки он будет на площадке Тайгастроя, дорого́й ему не только потому, что там выстроена экспериментальная домна, что там филиал института. Лазарю дорога была каждая рабочая площадка, и он готов был всеми силами оберегать ее от врагов, ее — зримую, вещественную частицу новой жизни, мечту о которой выносил, выстрадал, пронес народ через десятки лет борьбы.
По своей работе Лазарь был тесно связан с ВСНХ, а позже с наркоматом тяжелой промышленности. В этом ведомстве решались важнейшие задачи индустриализации страны, задачи построения фундамента коммунистического общества.
Общаясь с ответственными работниками, Лазарь не мог не чувствовать, что в недрах наркомата, глубоко забившись в подполье, сидели враги. Но до полного разоблачения их нельзя было тронуть. В этом заключалась опасность, а разоблачение с поличным — задача слишком сложная при том двурушничании, которое стало методом поведения врагов. И если прямой враг был виден и если открытого противника легче было обнаружить, здесь требовалась двойная прозорливость.
На большом строительстве, куда уезжал Лазарь, были также завязаны узлы.
Шпион Чаммер — раз! Хорошо, что так получилось. Бандита поймали, разоблачили. Гнездо раскрыли. Диверсия — два! О диверсии на заводе он знал из разных источников. Многое было развернуто, но кто поручится, что раскрыто все? Строительство комбината находилось за четыре тысячи километров от Москвы, но Лазарь знал многих инженеров, знал иностранных консультантов, интересовался всем, что происходило на площадке. Каждая удача на строительстве была его личной радостью. Знал он и о «той» телеграмме — Гребенников не мог этого скрыть от давнего, преданнейшего друга. Телеграмма не давала покоя. «Какая мерзость... — думал он. — Какая мерзость!..»
Лазарь собирался сейчас на площадку в приподнятом состоянии: ведь он ехал на один из крупнейших металлургических комбинатов на Востоке, один из лучших молодых заводов страны, выросших в глухой, непроходимой тайге. И в то же время он беспокоился, как будет решена проблема получения ванадистых чугунов из титано-магнетитов.
На новенький аэродром Тайгастроя Лазарь прилетел в десять часов утра первого мая. Оставив чемодан в гостинице, он поспешил на завод. Хотелось пройти к печи незамеченным, но едва он вышел на дорогу, что вела к доменному цеху, как натолкнулся на Журбу.