Солнце перевалило за двенадцать, на полу лежали оранжевые и лиловые полосы, отколовшиеся от грани зеркала. Бунчужный удобнее вытянул ноги на диване.
— Как же ты дальше... как жить будешь? — спросил он.
— Жить? Нет, брат, жить не собираюсь. Тянуть лямку буду. Сермяжную лямку. И знаешь, такое странное со мной творится: обиды никакой ни на кого — ни на власть, ни на людей. Вот знаю, что ты приложил к моему делу руку, выдал, можно сказать, друга детства с головой. По старому правилу — ненавидеть тебя должен... а у меня и злобы нет. Анюта все сломала...
— А я думаю, что как начнешь ты свои нагревательные приборы строить, да опробовать, да с неудачами встречаться, да в рабочий азарт войдешь, труп и оживет.
— Может быть. Навязывать своих мыслей другим не стану. Доложу про идею. Примут — хорошо, не примут, так и будет.
— Напрасно! Кто творит, тот и борется. У творца не может течь в жилах рыбья кровь! — Бунчужный изменил тон. — А знаешь, что хочу сказать тебе? Расстроил ты меня. Человек, видно, так устроен, что равнодушно пройти мимо страдания не может. Хочу вот посоветовать тебе одно дело, если, понятно, дойдет оно до тебя.
— Что такое?
— Ехал бы ты домой. Сегодня... Сейчас. И чемодан ее, что привез, возьми с собой. Зачем понапрасну терзать себя и Анну Петровну? Все равно — ни к чему. А так благороднее. И платьев твоих она не возьмет. А тебе еще больнее станет после отказа.
Штрикер задумался.
— Нет. Увидеть хочу. Может, мне легче станет... Увидеть в последний раз. Какая она... в чужом доме...
Кресло затрещало под грузным телом.
— Что ж, делай, как знаешь.
Вместе с Джонсоном к пуску цехов первой очереди приехала Лена Шереметьева.
Джонсон отпустил ее на несколько часов, и она одна бродила по площадке. Было солнечно, тепло, особенно хорошо в глухой алтайской тайге, окружавшей завод, город.
По асфальтированной дороге Лена прошла к доменному цеху. Над двумя печами висели легкие облачка, окрашенные в палевый цвет. Горы кирпича, балок, бочек цемента, теса, подъемные краны возвышались на месте третьей и четвертой печей.
Здесь она натолкнулась на знакомую фигуру.
— Инженер Абаканов? Откуда приехали?
Он долго и внимательно смотрел на девушку.
— Узнали? И я вас узнал. Давайте лапку!
Он пожал ей руку, а потом просто держал на своей широкой ладони, как экспонат.
— Экая ручка, черт возьми! Генетика и селекция! Вам и анкеты заполнять не надо: показала и хватит! Аристократическая ручка!
— А это преступление — аристократическая ручка?
— Смотря по тому, кому эта ручка принадлежит... Ну, так где же вы все-таки пропадали? Что делаете?
— Американцы спросили бы по-другому: «Сколько вы стоите?..» Работаю переводчиком, как прежде. Нудная работа! К сожалению, ничего другого делать не умею. Я ведь не то, что вы... властелин жизни!..
Абаканов сощурился. И без того небольшие глаза его стали еще меньше — черные, очень блестящие, точно металлические.
Лена смотрела на его сильную фигуру спортсмена, на богатырские плечи, на мускулистые руки, на его лицо — открытое, загорелое, чуть скуластое, на голову, запрокинутую немного назад, на черные, отливающие синевой волосы и думала: «А ведь в самом деле, какая гордая осанка у свободного человека... какая могучая сила...»
— Расскажите, где были, что делали, пока вас не видела? — попросила Лена.
— Да вот... Был на стройке новых опорных точек. Далеко. Только приехал. Приступаем к строительству цехов второй очереди. Ну, я рад, что повстречал. Честное слово! Помните, как вы три года назад, может быть, на месте вон той домны, сидели на ящике от моего теодолита?
— Много воды утекло с тех пор...
— А вы на отмели?
— На отмели...
— И скучаете?
— Не нахожу себе места...
— Не понимаю, как можно скучать, когда человек занят с утра до вечера.
— Разве я занята? Слоняюсь по следам мистеров — не то, как их тень, не то, как след от их калош!
— Плюньте на этих иностранцев! На какой леший они вам? С ними поживешь, разложишься! Даже здоровый зуб возле больного портится...
— Но что делать? Сколько раз задавала себе этот вопрос...
— Послушайте меня... — Абаканов посмотрел на Лену строгими глазами. — Три года назад я вам предложил перейти ко мне в группу. Вы отказались. Вольному — воля! Вам надо переменить специальность. Предлагаю вам то же самое сейчас. Ей-богу, вам на нашей стройке не будет худо! Я — человек без лишних предрассудков. Копаться с ланцетом в вашей жизни не стану. Вы мне чем-то нравитесь. Вас только надо крепко прибрать к рукам. Может быть, даже отстегать разок плеткой! И как рукой снимет. Это я проделать сумею великолепно! Согласны перейти в проектировочную группу под мое начальство?