Через несколько часов он снова приходит в цех.
— Фрося, пора обедать. Кончай!
Она вызвала «напарницу» и, сдав вагон, поднялась наверх. Солнце заливало завод, такое ослепительное, горячее, что и Фрося и Борис должны были после «канавы» прикрыть глаза. Синее, без единой тучки, небо высоко поднялось над тайгой, шумевшей весенним шумом. От земли исходил теплый дух.
— Вот и весны дождались! — сказала Фрося, щурясь от света.
В столовой Фрося сняла кожанку — подарок завкома ко дню окончания школы, вымыла руки и села к столу.
Она любила свою столовую и считала, что другой такой столовой на заводе нет.
— А при коммунизме будет еще лучше! — говорила она и при этом радостно улыбалась, давая понять, что она учится и знает разницу между социализмом и коммунизмом.
Просторная, светлая, с окнами во всю ширину стен, столовая доменного цеха считалась лучшей. На столиках лежали вышитые скатертки, на подоконниках и вдоль стен стояли в кадках цветы.
Ровно в четыре по местному времени репродуктор, подвешенный над дверью, пробудился. Вслед за треском раздалось мерное тиканье часов, затем прозвучали два долгих и один короткий сигнал, — и мужской низкий голос провозгласил:
— Внимание! Говорит Москва! Радиостанция имени Коминтерна!
Придя домой, Николай Журба прежде всего снял новые сапоги, в которых чувствовал себя стесненно, и с облегчением размял сдавленные пальцы. Потом в одних носках ушел в кабинет. Стоя у этажерки, он доставал папки, в которых хранил вырезки из газет и журналов, и обдумывал свое выступление на первомайском митинге. Отобрав нужное, сел за письменный стол составлять конспект. Он считал неуважением к собранию поучать людей тому, что они хорошо знали, или с видом изобретателя открывать давно открытые и хорошо всем известные истины. Поэтому, даже говоря об известных вещах, он стремился сказать что-либо новое, подыскать новые примеры, найти новый угол зрения, близкий и волнующий аудиторию.
В нынешнем первомайском докладе он решил обстоятельно рассказать о международном положении и в связи с этим остановиться на задачах пятилетнего плана, на задачах строительства.
Когда конспект был готов, Журба обдумал свое выступление от начала до конца и откинулся на спинку кресла.
В этот момент пришла Надя.
— Как агрегаты? — спросил он.
— В порядке.
— Ну, отдохни. До двенадцати часов еще есть время.
— А ты?
— Я только что набросал конспект выступления. Пожалуй, я прилягу на часок.
— Зашла я по дороге к Старцевым, — сказала немного спустя Надя.
— Ну, что там?
— Ванечка такой маленький... Смотрит и причмокивает губами... Так смешно...
Николай улыбнулся. Он знал, что Надя частенько заходила к Старцевым, а когда родился Ванечка, стала как бы членом их семьи.
Было в беспомощном этом, крохотном существе столько забавного, что Надя размягчалась после ежедневных забот и отдыхала у них душой.
— Вчера Матреша была в консультации. Знаешь, сколько Ванечка прибавил в весе?
— Ну?
— За неделю набрал двести пятьдесят граммов!
— Молодчина!
— Такой чудный мальчишка...
Надя заметила, что в последнее время стала испытывать особенную любовь к детям, хотя прежде, до замужества, ей казалось, была равнодушна к ним. О том, что и она могла бы стать матерью, Надя не думала. Она не представляла себя в роли Матреши, не знала, как бы чувствовала, если б вот такое крохотное существо, как Ванечка, лежало бы в чемодане у нее в комнате (Ребенок спал у Старцевых в чемодане, пока кроватку изготовляли в заводской мастерской, и с чемоданом у Нади срослось представление о маленьком человечке). Но что-то близкое мысли о с в о е м крохотном существе поселилось в сердце, и когда вот об этом близком думала она, кровь приливала к лицу... «Конечно, семейная жизнь без детей — это холостая жизнь. Нехорошая жизнь...» И Надя в глубине души осуждала себя и других, хотя понимала, что сейчас, в тяжелые месяцы стройки, ребенок был бы помехой.
Незаметно для себя они проболтали до двенадцати часов.
— Кстати, слышала, Надя, новость? Ваш Штрикер приехал!
— Освободили, значит?
— Освободили.
— Ну, не думала, что он так скоро отделается? Что ж это его досрочно освободили?
— Говорят, взялся за ум. Спроектировал что-то свое, — он работал над новыми нагревательными агрегатами. Ну, и оценили. Дали возможность вообще нормально работать.