— Зачем она мне! Ты расскажи-ка лучше, как дорога наша подвигается?
— Через три месяца можешь принимать экспрессы! Честное слово!
Коробка консервов была пуста. Принялись за чай. Пили его с несладкими американскими конфетами и соленым печеньем.
— Как там, за границей? — спросил Николай, отхлебывая чай из немилосердно горячей кружки.
— У кого жизнь, а у кого голодуха! Пестрота. Один рабочий мне сказал: «Наши газетные шакалы пишут про вашу страну небылицы. Но мы научились читать! Мы знаем все, что вы создали за годы революции. Мы хотим, чтоб у нас был такой строй, как у вас. И это будет».
Гребенников отошел к окну, его высокую, худощавую фигуру облил лунный свет.
— Да, друг мой. В Западной Европе и в Америке миллионы безработных бродят по улицам. А буржуазия ищет выхода. Но выход у нее, как известно, один: еще больше давить на народные массы. Для этого нужна сила. И вот устанавливают диктатуру, активизируют фашистский сброд. Мечтают о переделе мира.
— Невесело, — сказал Николай.
— Нам бы выполнить пятилетку, и тогда посмотрим! И не за пять лет, а за четыре. За три! Как можно скорее. Мне говорили в ВСНХ, что некоторые хозяйственники обязуются выполнить пятилетку даже за два с половиной года! В области коллективизации у нас огромнейшие успехи. Вот это радует! А мы с тобой, Николай, подзадержались... ты чувствуешь, как мы должны сейчас работать?
В дверь постучали. Вошел Джонсон.
— Не помешаю?
— Не спится?
— Не спится! Ночь какая...
— Заходите. Как раз кстати!
Гребенников зажег две «летучие мыши» и поставил на подоконник.
— Через две недели, мистер Джонсон, мы с вами поедем в центр. Давайте окончательно договоримся о точках проверочной разведки на площадке комбината.
— Я подготовил материалы.
Он направился в угол комнаты и снял с полки несколько труб. Гребенников положил карту на пол, Журба поставил фонари. Один конец карты придавили маузером, на другой Гребенников положил свой портсигар.
— Я давно хотел покончить раз навсегда с «точками», — сказал Джонсон. — Вот здесь будут шурфы. — И Джонсон поставил зеленый крестик. — Здесь дополнительное бурение. — Джонсон повернул на треть оборота свой карандаш и поставил несколько точек; они были красного цвета. — Здесь мы роем канавы. — Новый оборот сердцевины карандаша — на карту легли коричневые тире. — Теперь в этом районе.
Джонсон развернул новую трубу и подложил ее, подгоняя края.
— Работы на участке закончены полностью. Здесь заканчиваются через два дня. Остается этот участок.
Журба не знал английского языка, но по тому, куда указывал толстый, обросший рыжими волосами палец американца, он догадывался, о чем шла речь.
— Теперь о размещении комбината.
Джонсон развернул тугую, стреляющую, как жесть, трубу ватмана.
— Вода, отходы, вредные газы, удобства внутризаводского транспорта, рельеф местности, характер почвы и прочее требуют такого размещения цехов. Я уже показывал на площадке. Давайте еще раз обсудим и дадим свое заключение. Мне очень неприятно, будто я что-нибудь задерживаю...
Гребенников внимательно посмотрел Джонсону в глаза.
— Насколько я могу судить, строительный сезон здесь не круглогодичный, — начал Джонсон. — Сейчас лето. Надо учесть возможные ранние дожди. Пусть наконец утвердят тип завода. При том типе, о котором я вам говорил на площадке, размещение должно быть следующее. Здесь — коксохимкомбинат. Это пространство займет металлургический комбинат. Отдельные цехи расположатся так. Доменный со своим хозяйством — здесь. Мартеновский — здесь. Бессемер — напротив. Там — прокатный. Туда отнесем литейные. Механические цехи займут этот участок. ТЭЦ — здесь. Шамото-динасовый завод поставим у воды. Вспомогательные цехи — второй линией. Вот они: ремонтно-котельный, ремонтно-строительный, кузница. Сюда вынесем вагоностроительные корпуса, модельную, сборочные цехи.
Гребенников перевел сказанное Журбе. Они посмотрели друг другу в лицо и умолкли. Потом еще раз наклонились над синьками, и уже без слов, каждый про себя, водил пальцем и обдумывал то, что должно было совершиться. Так, в молчании, протянулось несколько минут. Стало очень тихо. Из окна видна была луна, она висела, зеленая, чуть ущербленная.
Расстались в третьем часу ночи. Джонсон ушел в свой «коттедж» — так называли небольшую избенку, похожую на сторожку лесника, а «бездомный» Николай остался у Гребенникова, в конторе.
— Не взыщи. Мебели с собой не вожу! На чем ляжешь? — спросил Гребенников.
— А ты на чем?