Сделав все, Гребенников взглянул на большие круглые часы, висевшие над платформой товарной станции, и направился встречать Николая.
— Что случилось? — был первый вопрос, который задал Николай, встретившись с Гребенниковым на перроне.
— Уезжаю!
— Снова?
— Не волнуйся: на этот раз не надолго. В Москву. Едем с Джонсоном.
И Гребенников рассказал о совещании.
— А я тут расстарался — целое хозяйство: телефоны и прочее. На, получай список и адреса.
Николай прочел список и просиял:
— Иван Калита! Живем!.. Как решен вопрос с вербовкой людей?
— Сетку утвердили. Пошлем вербовщиков по городам и селам. Будем заключать договоры с колхозами. Вечером к тебе отправляется бригада инженеров, техников и рабочих. Позвони, чтобы Сухих встретил их и устроил.
— Вот хорошо, как раз сегодня заканчиваем два новых барака.
— Ладно. Получи, что записано, и сегодня же домой.
Журба направился к выходу в город.
— Стой!
— Что еще? — крикнул Николай, чуть замедлив шаги, но не останавливаясь.
— Зайди в парикмахерскую! Соскобли шерсть. Детей пугаешь!
Николай махнул рукой.
К трем часам дня Журба справился с делами; до отхода поезда в Тайгу Дальнюю оставалось часа два с половиной.
«Не пойти ли в самом деле в парикмахерскую?» — подумал он, остановившись у дверей, откуда ударил крепкий запах одеколона. Но рядом с парикмахерской было кино, и Николай устремился в прохладный подъезд кинотеатра.
Он любил внеплановые дневные посещения: публика на подобные сеансы собиралась больше деловая.
В фойе, на сцене, скрипка под жиденький аккомпанемент чирикала романсы; разбрасывались кости домино, просматривались старые журналы. Но едва люди по-настоящему входили во вкус чтения или игры, как в зале дребезжал звонок. Служители распахивали двери. Кажется, никому не удавалось в кино кончить партии ни в шахматы, ни в домино.
Бодро настроенная публика дружно входила в зал. Здесь сразу становилось свободно, по залу гулял холодный ветер, тускло светили лампы. Места на такие дневные сеансы обычно не нумеровались, каждый садился, где хотел.
— Мне бы хорошее место для одинокого... — сказал Николай, опоздав к началу сеанса. Голова его и рука с деньгами были в окошечке кассы.
Получив билет, Николай направился в буфет. Потом юркнул в темный зал. Дверь за ним тотчас захлопнули; кто-то зашикал на опоздавшего: «Свет! Свет!»
Ничего не различая в темноте, он шел куда-то наугад, вытянув вперед руки с пирожными. Всюду все было занято, и он сворачивал то вправо, то налево, потешаясь над своим положением.
— Бродит! — ввернул басок.
— Сядьте! — зашикали сбоку.
Кто-то взял его за руку. Он протиснулся в узкий ряд и, придавив чьи-то мягкие колени, сел на свободный стул. Теперь настало время разделаться с яством.
Через минуту он ощутил руку, заблудившуюся между перегородками кресел, и на своей руке почувствовал чужое тепло. Это не входило ни в какие планы. Кинохроника с калийными солями Соликамска и первомайским парадом физкультурниц — кинохронику Журба любил более всего — сменилась картиной.
Он принял вызов судьбы. Рука была не мужская. Ему захотелось рассмотреть соседку, но в белом сплетении лучей, выходящих из крошечного «волчка» кинобудки, ничего, кроме носика, не разглядел.
Журба водворил чужую руку на место и, наклонившись, сказал:
— Я вас слушаю!
Соседка зевнула.
Сеанс больше ничем не нарушался. После окончания откидные сидения кресел открыли по залу «беглый огонь». На улице солнце ослепило, однако соседку свою Журба рассмотрел без труда.
«Что за ерунда?»
— Вот что, давайте, если без этого нельзя, знакомиться по-настоящему, — сказал он. — Я сейчас уезжаю. Хотите, поедем на вокзал вместе? У нас, надеюсь, найдется о чем потолковать до отхода поезда!
Девушка рассмеялась.
— Этак черт знает что можно подумать обо мне!
Зеленый беретик сидел безупречно, да и хозяйке его было лет двадцать шесть.
Она остановилась и, хитро прищурившись, сказала:
— Не узнаете? А я вас узнала даже в темноте!
Он удивленно посмотрел ей в лицо.
— Разве вашу бороду можно забыть?
Николай залюбовался девушкой: смеялась она действительно великолепно!
— Ну что вы меня разыгрываете?
— Нет, вы бог знает что подумаете обо мне! — еще раз сказала девушка. — А ведь мы — соседи!