Бунчужный быстро прошел в столовую.
— Как совещание? — спросила Марья Тимофеевна, видя по лицу мужа, что не все благополучно.
Бунчужный поцеловал ей руку и прошел в кабинет.
Марья Тимофеевна вышла навстречу Генриху Карловичу.
— Что случилось? — спросила она гостя.
Штрикер махнул рукой, приподнял брови и смотрел куда-то в пространство.
— Где Анюта, Марья Тимофеевна?
— Уехала с Лизой в город. Обещали вскоре вернуться. Что с Федором? — еще раз спросила она.
Штрикер сел на диван, но не сиделось. Он встал. Вслед громко запели пружины дивана. В аквариуме плавали рыбки, изящно пошевеливая газовыми шлейфами.
Он посмотрел на рыбок, низко наклонившись. Ему показалось, что на стекле сохранился отпечаток женских пальцев.
— Мы немного повздорили с Федором, — пройдет! Кстати, где он?
Марья Тимофеевна принялась разливать чай.
— Пожалуйте!
Генрих Карлович грузно опустился на стул, рывком придвинув его к столу. «Анна всегда поступала, как хотела. Но неужели хоть сегодня нельзя было не срамить перед чужими людьми?» — думал он, беспрерывно мешая чай и слишком громко позванивая ложечкой.
Марья Тимофеевна пошла в кабинет. Федор Федорович лежал на диване, подложив под голову бархатную подушечку.
— Не обращай внимания. У каждого своя жизнь. И своих взглядов другому не навяжешь! — сказала Марья Тимофеевна, разгадав настроение мужа. — Пойдем чай пить.
Бунчужный нашел теплую руку своей подруги.
— Нездоровится. Устал немного...
— Пойдем. И Анна Петровна сейчас придет.
Федор Федорович сел, причесал седой ежик волос тоненьким гребешком. Улыбка была жалкая, как у обманутого.
— Генрих, да?
— Генрих...
— Я догадалась... Он какой-то странный... И чужой...
— Ты меня прости... — начал Генрих Карлович, когда Бунчужный сел за стол. — Каждый сходит с ума по-своему. И упрямство... да, упрямство, конечно, ценная черта ученого. Но настоящий ученый никогда не теряет чувства реальности.
— Да будет вам, кушайте чай! У вас у обоих к старости характер начал портиться, — пыталась успокоить гостя Марья Тимофеевна.
— Мне нельзя стареть! — зло огрызнулся Штрикер.
«Но как он решился жениться на такой молодой женщине?» — подумал Бунчужный.
— Ты меня обидел, не скрою, — сознался Бунчужный. — Возможно, я не умею говорить. И теряюсь. Но с тобой не соглашусь. Никогда. От твоей «философии» дурно пахнет. И я рад, что был на совещании. Ты даже не представляешь, до какой степени рад...
— А почему бы тебе не переехать к нам, в Днепропетровск? Все ближе к родине. Получишь кафедру и так далее. Студенты у нас того... Нет настоящей профессуры. И вообще это не то, что было в наше время. Помнишь? Старый наш Горный имени Петра Великого?
— А ванадий?
— Что ванадий?
Штрикер усмехнулся.
— Снова обидишься. Но дело твое с ванадием, как говорят нынешние студенты, д о х л о е!
Бунчужный вытер лицо платком, совершенно так, как вытирал лоб после обхода лабораторий, когда неудачи шли по следам.
— Ты или ничего не понял в нашей новой жизни, или понять не хочешь. Скорее всего — последнее. Ведь если мы решим вопрос с титано-магнетитами, у нас откроются большие перспективы! Наконец дело даже не только в этом. У тебя я почувствовал что-то такое, что-то такое, чего я понять во всем объеме не могу. То-есть могу понять, но пока не хочу. Это было бы ужасно... Ведь не чужой же ты нам человек в самом деле...
Штрикер махнул рукой, искусственно захохотал и перевел разговор на прежнюю тему:
— С ванадием твоим, повторяю, ничего не выйдет.
— Какой ты колючий! Дай тебе власть! Чего только не натворил бы! — сказал он Штрикеру. — Дохлое! Нет, ты ошибаешься! В нашем деле, как известно, нужны три вещи: смелость, развод с супругой-традицией и вера в успех. О результатах моих работ ты читал в журнале?
— Читал. Ну и что же?
— Как что? Теперь мне надо ставить не опыт плавки, а плавку в производственном масштабе. Ведь лаборатория и производство — области различные не только масштабом работы или методикою процесса. Надо знать, дорогой коллега, диалектику!
Штрикер поморщился.
— Миллион рублей ты, Федор, все-таки сожжешь в печи, а деньги хотя и не мои, так ведь народные!
— Народные? Жалеешь? А я и не знал, что ты против моего способа выплавки титано-магнетитов. Ты — что? Сторонник соли и перца в металлургии?
Бунчужный встал. Он был расстроен, но не хотел этого показывать.
— Знаешь, Генрих, — Бунчужный подошел к креслу Штрикера, — мы давненько не виделись. Забыл я, как ты по-настоящему выглядишь. А вот на совещании присмотрелся. Борода у тебя диковинная! Честное слово! Такой бороды теперь на живом человеке не увидишь!