— Так вот, Женя, — сказал он, — будем класть фундаменты под первую домну и первый мартен. Кого бы нам в бригаду бетонщиков перевести? Заложим мемориальную доску. Почетное дело!
Женя назвала Яшу Яковкина, Пашку Коровкина, Старцева.
— Надо объявить об этом на площадке! Пусть все знают — и землекопы, и каменщики, и арматурщики, и бетонщики, что приблизился ответственный период, — сказал Журба. — Побеседуй с народом по своей линии, а я — по своей.
Котлованную работу закончили 20 июля, на другой день с утра начали подвозить к домне № 1 бетономешалки, бочки с цементом, щебенку, лес для опалубки, установили циркулярную пилу, подвезли арматуру.
— Ну, как оно, Яша? — спросила Женя Яковкина, переброшенного из бригады землекопов к бетонщикам.
— Да что? По правде сказать, думал, на этих котлованах и кончится... Котлованы да котлованы, а завода как не было, так и нет...
— Маловерный Фома! — ответила Женя.
— Так это было прежде, — оправдывался Яша, пощипывая свои жиденькие усы.
Первого августа часов в двенадцать дня на площадке появился секретарь крайкома Черепанов. Журба велел спешно соорудить трибуну. Созвали народ.
Пришел инженер Абаканов — он вел геодезические работы на строительстве соцгорода. Клетчатая рубаха была у инженера широко распахнута на груди, на самой макушке лихо сидела тюбетейка.
— Ну, что тут? — спросил он Женю.
— Не видите?
— А поласковее нельзя по сему поводу?
Он вдруг наклонился к Жене и, делая отчаянное лицо, прошептал:
— Год томления и любви безнадежной...
Женя расхохоталась.
— «Я не для вас, а вы не для меня!..» — тихонько пропела, наклонившись к инженеру.
— И очень жаль!
— Хватит вам! Как вы не понимаете, что сейчас состоится самое большое на площадке!
Женя посмотрела на Абаканова суровыми глазами.
— Я-то не понимаю? Кто же тогда понимает? Я, может, с радостью сел бы сейчас вон туда, в бадейку с бетоном, и лег в фундамент домны...
— Вместо мемориальной доски?
— Вместе с доской. На память векам...
— Подумаешь, память! — фыркнула Женя. — Нашли бы какие-то кости и подумали, что это питекантроп...
— Эх, Женька, Женька, хорошая ты девчурка!
Абаканов пошел к рабочим.
Вскоре начался митинг. Выступали Гребенников... Черепанов, Журба, Старцев. Несколько слов сказал Яша Яковкин:
— Товарищи! Нам, комсомольцам, выпала большая честь: заливать под фундамент первой домны-гиганта первый кубометр бетона. От имени комсомольцев и молодежи разрешите заявить, что эту высокую честь мы оправдаем и дальше!
Ему зааплодировали.
Затем Черепанов, Гребенников и Журба подняли на трибуну мемориальную доску. С волнением Журба громким голосом прочел вырезанную на века надпись:
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
1 августа 1930 года, на тринадцатом году Великой Октябрьской социалистической революции, здесь, по решению Правительства Союза Советских Социалистических Республик, заложен металлургический комбинат.
Да здравствует великая, непобедимая партия Ленина — Сталина!
Да здравствует победа коммунизма!»
В глубокой, торжественной тишине Черепанов, Гребенников, Журба и Женя Столярова понесли мемориальную доску вниз, на дно котлована, и уложили ее в ящик. Затем Гребенников приказал заливать бетоном фундамент. Наполнили первую бадью. Крановщик медленно поднял бадью повыше, чтоб ее видели все собравшиеся на митинг рабочие и инженеры. Она висела на тонком тросе, расцвеченная солнцем, в хрустально-чистом воздухе и чуть подрагивала, словно живая.
Так же медленно крановщик опустил ее вниз. Бетон лег на мемориальную доску. Народ запел «Интернационал»...
О закладке доменной печи составили акт, послали телеграммы правительству и в наркомат. Настроение у всех было приподнятое. Гребенников приказал отделу рабочего снабжения отметить этот праздничный день лучшим обедом. В красных уголках и в клубе провели беседы, выступила художественная самодеятельность.
После окончания фундамента огнеупорщики приступили к кладке лещади. Жизнь домны зачалась.
И вдруг телеграмма: перенести цеховые сооружения с одного конца площадки на другой, пересчитать фундаменты печей, сменить материалы конструкций. И угроза отдать под суд за самоуправство.
— Ничего не понимаю! — признался Журба. — Кто мог подсунуть заму на подпись такую бумажку? Ведь он занимается химией!
Гребенников молчал.
— Надо поехать в Москву, к Серго! — сказал Журба. — Покажешь телеграмму. Доложишь сам, минуя посредников, что успели мы сделать и что нам нужно. Но... неужели эта телеграмма — только недоразумение?