Бунчужный долго смеялся, не в силах сдержать наплыва давних воспоминаний.
Нахлынули воспоминания и на Гребенникова, — все это живое, неугасающее, прошедшее через мозг и сердце, через все его существо.
И вспомнилось сейчас то, что было связано с захватом Одессы белыми, когда ему пришлось уйти в подполье. Гребенников припомнил одну встречу, след от которой не изглаживало время, хотя прошло много лет.
Не сразу удалось ему тогда, в девятнадцатом и в двадцатом, восстановить историю жизни и гибели Леши Бунчужного; кое-что, вероятно, так и осталось неузнанным. Но даже то, что он твердо знал и от самого юноши, и от его товарищей, и из показаний захваченных белых контрразведчиков, было примечательным.
...В воскресенье Леша стоял близ моста, по ту сторону плёса, и расспрашивал мальчика из Варваровки, как выйти на дорогу в Нечаянное. Разузнав, поднялся по крутому песчаному берегу. С Лешей не было никаких вещей, если не считать обернутой в цветную бумагу книги, которая высовывалась из-за отворота форменного пальто.
Шел он не спеша, словно на прогулке, занятый своими мыслями, однако вид гимназиста, шагающего в задумчивости по проселочной дороге, казался несколько странным. Верстах в десяти от Николаева гимназиста остановили. В машине сидело несколько деникинских офицеров.
— Далеко, гимназист, собрались?
Леша подошел к дверце, из которой высовывалось отечное лицо немолодого офицера.
— В Одессу.
— В Одессу?
Офицеры удивленно осмотрели гимназиста.
— Так ведь до Одессы сто двадцать верст!
— Мне очень надо. А пароходы не ходят. И подвод никаких нет.
— С вами есть какие-либо документы?
— Я гимназист. Вот мой билет.
Леша протянул книжечку в коленкоровом коричневом переплете.
Полковник взял и внимательно осмотрел билет со всех сторон.
— Кто ваш отец?
— Профессор.
— В Николаеве нет высших учебных заведений, — заметил юнкер, сидевший рядом с шофером.
— Откуда вы?
— Отец выехал из Москвы, считая, что на юге он сможет закончить одну серьезную работу в области металлургии.
— Садитесь!
Леша сел. Машина покатилась дальше.
— Вы давно в Николаеве? — любопытствовал полковник.
— Скоро исполнится месяц.
— Зачем вам понадобилось в Одессу?
— Там живет тетя. Мы послали ей несколько писем. Она не ответила. Возможно, больна. Решили навестить. Эта обязанность пала на меня.
— Что у вас за книга?
Полковник бесцеремонно вынул из-за отворота пальто Леши книгу.
— Ключевский? История? Зачем вам в дороге Ключевский? — спросил полковник, перелистав книгу.
— Я люблю историю и читаю ее вместо беллетристики.
— А это что? — спросил уже совсем другим голосом полковник, вынув из-за цветной обертки книги квитанцию с овальной печатью: «Физико-химико-механическая и электро-водопроводная р а б о ч а я мастерская Александра Ивановича Терехова».
На одну секунду лицо у Леши дрогнуло.
— Квитанция.
— Какая квитанция?
— На починку примуса.
— Где находится эта мастерская? — продолжал допрос полковник.
Леша вспомнил, что на Никольской улице он видел какую-то мастерскую, и твердо ответил:
— На Никольской! Мы отдали в починку примус... Я относил. Квитанцию положил в книгу, с которой обычно не расстаюсь...
— На Никольской? —вмешался юнкер. — Разрешите, господин полковник, квитанцию. Я — николаевец, знаю каждый дом.
Ему передали квитанцию.
— На Никольской действительно есть мастерская, но не Терехова, а Виельпольского!
— Этого я не знаю, — как можно спокойнее ответил Леша. — Мы недавно в Николаеве...
— Возможно, Виельпольский перепродал. Время такое! — сказал капитан, не принимавший до сего времени участия в допросе Леши. — Кстати, что делает ваш отец в Николаеве?
— Он читает химию в реальном училище.
— Да, профессору нечего делать в Николаеве, — заметил юнкер. — А вот в Херсоне он мог бы занять кафедру. Там открыт политехнический институт. Приехали виднейшие профессора из Питера, Москвы, Киева. А кого вы знаете из николаевцев?
— Я знаю Кити Колокольцеву, — сказал Леша, считая, что в его положении это знакомство может пригодиться.
— Аристократическая семья! — с удовольствием подхватил юнкер. — Кити — просто лазоревый цветок! Я вас, если хотите, познакомлю, господа!
Он, хотя и расспрашивал Лешу, делал это так, словно продолжал занимать офицеров.