— Беги, если можешь! — сказал Гриша Леше. — А я не в силах...
Гриша сидел на земле, опершись на кирпичную стену. Не могла бежать и Тамара: у нее распухли ноги, она с трудом стояла.
— Попробую! — ответил Леша.
И прежде чем офицеры приготовились к залпу, часть смертников бросилась на своих могильщиков: им сыпнули в глаза махоркой, солью, песком; побежали к выходу. Загремели выстрелы. Темная ночь помогла смельчакам.
В числе первых выскочил в ворота Леша. Юнкер выстрелил, стреляли и другие, не видя четко цели, и пули пощадили юношу. Босой, полуодетый, он припал к земле, потом пополз наугад, а за спиной его все щелкали и щелкали выстрелы. Он выбрался к бульвару и, прикрываясь оградой, пошел, тихо ступая босыми ногами, чтобы не привлечь к себе внимания на случай, если бы кто-либо повстречался в этот час.
Леша спасся.
А неделю спустя его поймали контрразведчики: была ночная облава, он находился на одной квартире, предупредили слишком поздно... И Лешу расстреляли вместе с четырьмя другими подпольщиками, расстреляли на пристани, в пакгаузе, в день освобождения Николаева от белых — 31 января двадцатого года...
Поезд замедлил ход.
— Нам скоро сходить!
Бунчужный также посмотрел в окно. Затянутое тучами небо низко опустилось над тайгой, заграждая солнце, распыленный свет которого мягко обнимал края туч. Железнодорожная магистраль проходила через таежный лес, густой, зеленый, то поднимавшийся по кряжу, то опускавшийся в долину.
— Дождиком встречаете меня! — сказал Бунчужный и принялся укладывать вещи.
К поезду набежала выемка с ровно подрубленными многоцветными стенками, а затем поезд вошел в тоннель.
— Вот мы и дома!
Они сошли на станции Тайгастрой в тот самый момент, когда туча, пронесшая воду за много километров, вдруг не выдержала и обрушила на станцию весь свой многотонный груз. Гребенников и Бунчужный укрылись под ближайшим навесом, мокрые, как если б их окунули в реку.
— Вот так дождик!
— Вас не очень того?.. Не боитесь простуды? — беспокоился Гребенников. Он словно просил извинения за такой прием природы и за таежные нравы...
Ливень, впрочем, скоро сменился мелким дождем, по лужам бойко прыгали синие пузыри, покрытые пеной. В застегнутом на все пуговицы мокром плаще Бунчужный шел вслед за Гребенниковым, обходя товарные вагоны, с крыш которых весело стекала вода. Грузчики с закатанными штанами и насунутыми на голову мешками — углом вперед — выгружали из вагонов детали машин, не обращая никакого внимания на дождь. К станции беспрерывно прибывали грузовые машины и подводы: с платформ выгружали балки, металлические конструкции, скатывали бочки цемента, пылившие даже под дождем. Мокрые лошади, в натуге почти касаясь брюхом земли, с трудом вытаскивали из грязи чавкающие копыта.
— Наша машина! — сказал Гребенников, выводя профессора на привокзальный двор.
Федор Федорович быстро снял плащ, вытряхнул его и юркнул в лимузин. Машина обогнала несколько грузовиков, обдав их желтой водой, и пошла вдоль кряжа, откуда открывался строившийся завод. Бунчужный смотрел на возвышавшиеся домны, каупера, на высокое здание ТЭЦ, на все это новое, что должно было отныне стать самым дорогим в его жизни. Краны, леса, трубы, четкий стук пневматической клепки, желтые отвалы земли, блестевшей особенно ярко под дождем, сменились прибойным шумом верхушек кедров. Машина обогнула завод и выехала на площадку соцгорода. Здесь тайгу не вырубали сплошь: дома стояли среди вековых деревьев, как дачи в подмосковных поселках.
— Вот проспект Сталина, — сказал Гребенников, указывая на прорубленную в тайге просеку.
— Правильно! Недурно придумали! — сказал Федор Федорович. — Очень толково!
— И рабочие, и инженеры живут здесь, как на даче. Ну вот, приехали! Я вас устрою в доме для специалистов, там приготовлена вам уютная комната. А если не понравится, выберете себе по вкусу в любом нашем доме. Милости прошу ко мне в первую очередь. Я живу невдалеке от вас, в том конце проспекта Сталина, на берегу реки.
Машина остановилась возле одноэтажного коттеджа, приветливо глядевшего большими венецианскими окнами. Тотчас откуда-то выбежали ребятишки и обступили машину. Шофер нажал на кнопку клаксона, машина кашлянула. Детишки, как воробьи, разлетелись во все стороны. Гребенников усмехнулся. Он проводил профессора в комнату и вызвал коменданта.
— Вот, Василий Федорович, к нам на работу приехал профессор. Все, что ему понадобится...
— Будет обеспечено, товарищ начальник!