Кармакчи улыбнулся. Бунчужный посмотрел на алтайца. На Кармакчи была синяя спецовка и сапоги с брезентовыми широкими голенищами, отвернутыми на голень. На голове — малинового цвета плюшевая шапочка, отороченная мехом бурундука. Несколько черных и, видимо, жестких волосков составляли его усы и бороду. Улыбку коменданта Бунчужный так и не мог разгадать: приветливая она была или насмешливая.
— Да мне ничего особенного не понадобится! — сказал Бунчужный. — Постель есть, пища есть, — что еще надо?
— Отдохните, приведите себя в порядок. Обо всем, что вам понадобится, звоните мне и Василию Федоровичу. В качестве чичероне к вам прикреплена одна девушка! Вот ее телефон. Ну, поздравляю вас с новосельем!
Оставшись один, Федор Федорович побродил по комнате, прислушиваясь к своей душе, потом вынул полотенце, мыло, хотя на спинке кровати висело белоснежное вафельное полотенце, а на туалетном столике лежало мыло, и прошел в ванную. Потом ему принесли завтрак. Он с аппетитом поел. «Маша была бы удивлена... и рада!»
Вскоре утих дождь. Тайгу обнимало голубое, чистое, высокое небо, полное солнечного света. «Теперь на площадку!»
Он позвонил к «чичероне». Минут через десять явилась девушка.
— Как вас величать, барышня? — привычной формулой обратился Бунчужный к очень молоденькой девушке.
Она улыбнулась.
— Я не барышня! Я — комсорг доменного цеха. Зовут меня Женя. Фамилия Столярова.
— Ну здравствуйте, здравствуйте, товарищ!
— Я назначена быть возле вас, пока вы не освоитесь на площадке.
— Вы не очень заняты? — спросил профессор.
— Вообще-то я, конечно, очень занята, — сказала Женя, решительно тряхнув кудряшками.
Они пошли на площадку.
— Очень хорошо. Мне хотелось бы прежде всего осмотреть площадку. А вообще, — профессор засмеялся, — постараюсь, товарищ комсорг, быстро освоиться и не отрывать вас от дел.
Они пошли.
— Расскажите мне сначала о себе, — предложил Бунчужный. — Откуда вы?
Женя рассказала. На новостройку приехала, можно сказать, первая. Сама вызвалась, когда на заводе объявили запись молодежи. И в тайге никогда не бывала. Очень хотелось повидать. И сначала растерялась: людей мало, работы много, и не знала, с чего начать и что здесь самое главное. И немного загрустила по дому, по заводу, по товарищам...
— Как вам нравится наш соцгород? — спросила Женя, прервав рассказ.
— Очень нравится!
— Он еще только-только строится. А что вы скажете через три года!
Они вышли на заводскую площадку.
— Там будут коксовые батареи, тут угольная яма, вон там — коксовая рампа, — показывала Женя пальцем.
Шли они по пустырю, к реке, и мокрая после дождя трава зеленила обувь.
— Трудно представить, да? Я уже здесь скоро два года и тоже представить не могу, что получится. Знаю, где что будет, а представить не могу. И мне кажется, никто представить не может, разве только один товарищ Гребенников.
Они остановились. На площадке поднимались каркасы цехов, воздух сотрясался от ударов, звона, окриков, но на участке коксохимкомбината действительно ничего сделано не было.
— Кто-то долгое время задерживал чертежи, кто-то придержал заявку на украинских огнеупорщиков, и стройка не развернулась, — пояснила Женя.
Профессор посмотрел вокруг.
От дождей, видимо, не забывавших площадки, оползли канавы и котлованы, плотники обкладывали их досками, на площадке высились горы песка и щебня, кровеносными сосудами ветвились железнодорожные пути; высокий деррик стоял на одной ноге, как аист; на машинах везли дымящиеся бочки с цементом; в небо глядели крючья арматуры; все выше поднимались строения цехов.
И захотелось увидеть гамму дымков над печами доменного цеха, тяжелое облако над коксохимом, ощутить солнечный, слепящий свет льющейся в изложницы стали, полюбоваться розовыми листами прокатанной жести, мягкостью рыжих длинных рельсов, скользящих по рольгангам.
Федор Федорович вздохнул.
От реки тянуло прелостью, по коре сложенных свай катились крупные дождевые капли.
— Хорошо! Очень хорошо! — сказал он, отвечая самому себе, и посмотрел девушке в открытые, честные глаза.
— Я рада, что вам нравится наш Тайгастрой!
Они пошли дальше, Женя немного впереди: он все время уступал ей дорогу. На девушке была красная вязаная шапочка и кожаная куртка: несмотря на начало июня, погода стояла прохладная, после дождя было просто холодно.
— Не скучаете по отцу-матери?
— Иногда скучаю...
— А они?
— Им некогда: отец — мастер корпусного цеха на Балтийском; у нас семья кораблестроителей: отец, и дед, и дяди мои — все работают на Балтийском. Только я почему-то попала на электроламповый.