— Куда ехать? — спрашивали друг друга молодые инженеры.
— Днепродзержинск? Так ведь это у себя дома! Что называется, к себе в хату, на печку! Нет, на печку рано. К старости разве, а теперь...
Одна точка для большинства отпала сразу.
— На Магнитку или на Тайгастрой!
— Ты куда, Надя? — спрашивает Митя Шах.
— Ты знаешь... И если бы не было путевок, все равно уехала бы на Тайгастрой.
— Ну, значит, и я с тобой! А Борька?
— С нами!
В тайгу собралась большая группа металлургов, путейцев, строителей.
В полдень Митя Шах отправился к Днепру, хотелось побыть одному.
Он лег на спину и смотрел, как плыли облака. День выдался жаркий, ничто не отвлекало, он смотрел в небо и отдавался мыслям о себе. В двадцатом году он ушел из семьи. С тех пор пролегла большая дорога, и к прошлому он не любил возвращаться даже в воспоминаниях. Все, что приобрел в годы самостоятельной жизни, стало тем единственно существенным, с чем ему не стыдно было итти вперед вместе с новыми друзьями, с чем не стыдно было жить. Он шел не как вор, не с оглядкой по сторонам, а как равный среди равных, как боец среди бойцов, неся одинаково наряды и ни от чего не уклоняясь в своей фронтовой службе. И это приносило сознание своей полноценности, сообщало уверенность поступкам. Он — инженер. Человек с общественным положением. Специалист. Человек, которому обеспечено все для работы и жизни. Он счастлив? Не то слово. Он переполнен каким-то особым чувством, которое принесла ему жизнь, и будет защищать эту жизнь любой ценой. От старого — ни следа. Выветрилось. Отболело. Отпало. Отец? Мать? Он ничего не знал о них. Считал, что умерли в эмиграции. Да так оно и было: для него они умерли в 1920 году, как и он для них. Воспоминания гимназических лет? Что ж, было много хорошего и много плохого. Плохое отбрасывает, хорошим дорожит. Были и детские увлечения. Сейчас он распахнул душу навстречу сильному чувству и шел к логическому завершению.
Простившись с Днепром, Митя отправился в институт. Он заходил в аудитории, в зал, также прощался с ними. Все было дорого, ко всему привык, и со всем этим не легко было расставаться. Потом пошел в библиотеку к Анне Петровне.
На вечере в оперном театре, после знакомства с Анной Петровной, они сидели вместе — концерт давали студенты музыкального техникума и своя самодеятельность. В зале было темно, и от этого казалось еще более уютно. Обоим не хотелось покидать зал. Митя смотрел в лицо Анне Петровне, подолгу смотрел в глаза, и не было ни смущения, ни стыда. Он мог пожать ее пальцы и знал, что встретит ответное пожатие.
После того вечера они встречались в старых нагорных переулках. Анну Петровну не покидало беспокойство. Она говорила о своей неудавшейся жизни, о том, что ей тяжело, что хотела бы уехать куда-нибудь, начать жизнь заново, по-другому.
И с каждым разом она все более и более нравилась ему.
— Завтра мы уезжаем, — сказал ей, войдя в библиотеку.
Анна Петровна побледнела.
— Я знала...
— Хоть перед отъездом побудем вместе...
— Я сейчас не могу. Я на работе. Вечером...
— Там же?
Она кивнула головой.
Вечер. Митя ждал Анну Петровну в сквере, против горного. У памятника Екатерине II. Горели фонари. Чуть ссутулившись, он сновал по аллее взад и вперед; Анна Петровна не приходила. Он затревожился.
И когда решил уйти, знакомые руки нашли его. Митя, не вставая со скамьи, прижимался к ладоням, пахнувшим весенним запахом, к ее платью, говорил бессвязные, обжигавшие губы слова.
По аллее проходили люди. Тогда они сели на «семерку» и поехали к транспортному институту, в лесок. Там по верхушкам деревьев порхал вечерний ветерок, и казалось, что в листве заночевала стайка птиц.
Митя без конца повторял много раз сказанное людьми слово «с ч а с т ь е». Но сейчас это слово говорил он и говорил, ему казалось, так, как никто, к было хорошо, потому что только одно это слово могло полностью выразить то большое, что было в нем, впервые испытавшем настоящую любовь.
Дорога.
Путь дальний.
Поезд идет на восток... Все на восток, на восток.
Сначала днепропетровское: поселок Амур, заводы «Коминтерна», «Карла Либкнехта», «ВРЗ», а дальше — областное: огромные колхозные поселки, ветряные двигатели, гидроэлектростанции, поля, сады, парашютные вышки. Потом — Харьков, известковые залежи под Белгородом, через сутки — Москва.
И снова после Москвы открывались глазам старые и новые заводы, гигантскими шагами бежали через поля мачты высоковольтных передач; поезд шел мимо рабочих площадок, по самому краю огромнейших котлованов, мимо лесов, высившихся над цехами новостроек, уходил под пулеметную строчку пневматической клепки. Вся страна представляла строительную площадку.