Утром Журба собрался в тайгу: километрах в пяти, на альпийском лугу, росло много цветов, и он решил нарвать их для Нади. Но едва вышел, как его догнал Кармакчи.
— Товарищ директор просит зайти! Срочно.
Журба вернулся. Гребенников был до крайности расстроен. Таким его Журба давно не видал.
— Мне сейчас сообщили, что на Улалушинском заводе разворовали кладовую, рабочие сидят голодные. Черт знает, что такое! Немедленно поезжай, разберись, успокой народ. Виновных вели арестовать. Бандитизм! С тобой едет уполномоченный ГПУ.
Делать было нечего. Николай написал Наде записку, но в последнюю минуту и записку увез с собой.
Инженеры приехали в одиннадцать часов утра. Гребенников пригласил их к себе в кабинет. Пришел Федор Федорович Бунчужный. Молодежь привезла хмель, задор, взволнованность, что всегда радовало и Гребенникова и Бунчужного. Инженеров познакомили со строительством, разбили по участкам. Общезаводское собрание назначалось на завтрашний день. Коханец и Волощука направили в доменный цех, Митю Шаха — на строительство мартена.
— Да ведь мы не строители, а эксплоатационники! — заикнулся Шах, но его осадили: здесь чернорабочий становился на кладку огнеупора, а инженер-эксплоатационник тем более мог сойти за строителя!
— Расширять надо, товарищи, специальность! Расширять горизонты! Без этого мы не справимся со своими обязанностями! — сказал профессор Бунчужный, отлично понимая смущение молодых инженеров.
— А теперь идите, товарищи, устраивайтесь, отдыхайте! До завтра!
Искупавшись в реке, — вода была очень холодная, горная вода, — и переодевшись во все чистое, Борис и Митя постучались в дверь к Наде. Она сидела на постели усталая, побледневшая, такая необычная для товарищей, знавших ее несколько лет.
— Надюша, ты что? — спросил Митя.
Она молчала. Даже не подняла головы.
— Что с тобой?
— Немного устала. Пройдет...
— А мы пришли за тобой. Хотим побродить по площадке. Познакомиться со строительством.
Надя встала.
— Я сейчас.
Она надела вязаную синюю кофточку.
Вышли к реке.
На пустыре шла геодезическая работа, продолжалась стройка социалистического города; то там, то здесь высились горы кирпича, балок, бочек с цементом. К заводской площадке беспрестанно подвозили лес, камни, огнеупор, металлические конструкции, прокладывали новые железнодорожные ветки; между городом и заводом строился тоннель — свое метро, для автомашин и пешеходов: товарные поезда задерживали автотранспорт иногда по нескольку часов.
Инженеры прошли на площадку. В доменном цехе высоко поднимались две домны; пять кауперов стояли в лесах; под остальные рыли котлованы. На ярусах лесов висели красные огнетушители «Богатырь». На месте третьей домны — горы песку и глины. Зубастой пастью вгрызался в землю экскаватор. Легко и бесшумно поднимались стрелы кранов: в стеклянном воздухе повисали десятки тонн леса, металла, кирпича. За отвалом кирпича на дверях небольшого временного сооружения висела табличка. Химическим карандашом четко было написано: «Комсомольская ячейка доменного цеха».
Инженеры ходили по участкам, спускались в котлованы, расспрашивали рабочих, как выполняют нормы, какие трудности встречаются в работе.
— Товарищи, — сказал вдруг Шах, — если признаться, так я не знаю, с чего завтра начинать... За что браться... Учились, учились, а тут все как-то по-другому, не как в учебнике...
— Жизнь научит! — ответил Волощук.
— А в самом деле, ну вот завтра я пойду в цех, ну что надо сразу делать? — спросила встревоженно Надя.
Молодежь задумалась.
— Мне кажется, надо начать вот с чего, — сказал Борис Волощук: — Пойду завтра в производственный отдел, познакомлюсь с планом строительства, со сроками, с чертежами, поговорю с начальниками участков, бригадирами, потом потолкаюсь среди народа, пригляжусь, а там и сам начну вторгаться в жизнь.
— Это ты правильно! И я так сделаю! — оживилась Надя.
— И я так... — поддержал Надю Шах.
Вечером строительство было в огнях. На высоких мачтах и в глубоких котлованах, над строящимися цехами и над зданием заводоуправления горели фонари, лампионы, прожекторы. На тонких металлических конструкциях работали верхолазы — электросварщики. Фиолетовое миганье слепило глаза. Под лампионами, раскачиваемыми на ветру, шла пневматическая клепка.