Орджоникидзе поднял голову, как бы говоря: слышишь?
— Люди у нас, Петр, редкие, можно сказать, люди! Скорей бы завершить пятилетний план. Зацветет тогда жизнь. Легче станет. Будем ведь и дальше развивать народное хозяйство, но уже на другой технической базе, на базе первой пятилетки. Но если не выполним, может прийтись туго, очень даже туго...
Серго и Гребенников задумались.
Вошел секретарь и доложил, что приехал директор макеевского завода.
— Пусть немного обождет, я позвоню.
— Итак, будем закругляться, Петр. Что у вас — не по данным отчетов, а так, с глазу на глаз?
— У меня расхождений между отчетами и обстановкой нет. Сам знаешь, Серго, врать не люблю. А вот о деталях, которых нет в отчете, поговорить хочу.
Гребенников рассказал о трудностях с вербовкой людей, о задержках с выполнением заказов, о нашествии всяческих комиссий, которые замораживают дело на корню, о том, что два года ушло на подготовку, на разговоры и что теперь, с весны, можно пойти в генеральное наступление по всему фронту, хотя далеко-далеко не все тормоза устранены.
Подперев обеими руками голову, Серго слушал.
— Вот что, — сказал он, перебив рассказ Гребенникова. — После промпартии почиститься вам надо. Дело это значительно серьезнее, чем кажется на первый взгляд. Оппозиционеры также связаны с ними... А через них и самостоятельно — с заграницей... Ты понимаешь, что это значит? Одна цепочка.
Голос Серго стал глух.
— На эту тему, однако, по понятным тебе причинам, распространяться направо-налево не следует. Но иметь в виду надо. Теперь вот о чем. В ближайшее время мы пошлем вам одного крупного специалиста. Надо создать ему условия для работы. Он решает интересную проблему, которая может иметь серьезное значение. Собираюсь и я к вам. Немного разгружусь и приеду. Хочу своими глазами посмотреть на людей, на стройку. Кстати, заметь себе и такой вопрос: кадры для эксплуатации.
— Для эксплуатации? — удивился Гребенников. Ему показалось, что он ослышался.
— Для эксплуатации комбината! Чему удивляешься? Разве не веришь, что твой комбинат придется через год пускать?
— Рановато... Я думаю сейчас о кадрах строителей...
— А я говорю: заметь себе и такой вопрос, как подготовка будущих эксплуатационников. За один месяц не подготовишь. Со стороны получить не рассчитывай. Эксплуатационников придется создавать вам самим. На площадке. Как работает Журба?
— Работает много, с азартом. В чем могу — помогаю. Это наш человек, с детских лет. Сейчас руководит партийной работой на площадке.
— Знаю. Когда ты ездил заграницу, мне пришлось с ним встречаться по линии ЦКК. Растерялся он, облили его разные мерзавцы помоями. Я тогда же сказал Валериану Владимировичу, что тебе пора домой. Выдвигай и дальше посмелее молодежь, наших советских людей. Выдвигай и контролируй, выдвигай и помогай. С кем поддерживаешь связь из енисейских ссыльных?
— Да ни с кем. Разбрелись люди.
— Завтра дашь заявку, по-хозяйски. Сокращать твоей заявки не позволю. А теперь пойди в ЦК, в отдел кадров, там с тобой хотят поговорить.
Серго встал, Гребенников тоже. Несколько секунд Серго глядел в лицо Гребенникову, как бы что-то припоминая.
— Ты вот сейчас повернулся, и я вспомнил, как тогда пригнали вас по этапу. Мокрые. Голодные. Ноги в онучах. И я заметил тебя. И стало жалко... Еще конвойный унтер сказал: «Здесь потоскуете, там погорюете, а там покукуете!» И такая злость взяла! Выругал я этого унтера и он сразу прикусил язык. Да... Двадцать один годок... Ай-яй-яй...
Орджоникидзе повернул Гребенникова к свету.
— На нездоровье не жалуешься? Бледный ты что-то. И желтизна нехорошая. Габитус неважный! Но ничего, Петр, отстроимся, оградим наше государство от опасности, расчистим ниву народную для посева отборным зерном, тогда и отдохнем. У меня тоже с почками неладно... Калькулюс... А пока, сам понимаешь, не время для отдыха.
Серго взял в свои руки руку Гребенникова и держал ее, передавая в пожатии мужскую, застенчивую нежность, давнюю свою привязанность.
— Ну, прощай!
— Хочу показать тебе одну телеграмму... — тихо сказал Гребенников, вынимая из бумажника сложенный вчетверо листок.
— Что такое?
Гребенников протянул телеграмму, подписанную Копейкиным. Серго прочел. Потом отошел к окну и стоял в раздумье.
— Да... — сказал он. — У тебя есть еще что-либо в этом роде?