— Ой, щи какие были! — восклицает Дуняшка, пока ребята перекуривают. — Гляжу, плавает что-то. Ан, это кусок веревки...
— Не дури, девка! — замечает старик Федосеев, бывший старатель, один из лучших землекопов площадки.
— Право дело, дедушка, кусок веревки. От мешка, видать. Сама ложкой выловила.
— А чего ему быть во щах? Не приправа!
Дуняшке нравится, что с ней разговаривают, как со взрослой, что ее слушают, на нее смотрят.
— Ну, что, Матреша? — ласково обращается к жене Старцев.
— Ничего.
— Может, вместо выноски, станешь на копку?
— Я много не набираю...
— Эх, ребятки, чует сердце, ударим сегодня крепко! Не иначе, зажигать нам звезду! Ты как думаешь, Дуняшка?
Дуняша смотрит на брата восхищенно: ей очень хочется, чтобы Петя «обставил» Ванюшкова и чтобы бригада их стала лучшей на строительстве. И чтоб о них написали в газете... И чтоб ее, Дуняши, был портрет...
Перерыв окончен. К спинам неприятно липнут остывшие за время ужина рубахи, все становятся на места. Работают спокойно, без зазоров: такая ритмичная, без минуты простоя, но и без рывков, работа дает наибольшую выработку. Волощук следит за каждым.
— Легче! Не горячись! Упаришься, — останавливает зарывающихся.
Близится рассвет. Еще небо не окрасилось зарей, но воздух становится прозрачнее, выделяются силуэты столбов, труб. Холодные ночные тени тают в зеркальном свете.
У котлована сходятся Женя Столярова, Борис Волощук и Надя Коханец.
... Вот и последние выброски земли. Борис не сводит глаз с часов. Земля шариками скатывается с отвала обратно. На похудевших за ночь лицах ребят усталость и торжество.
— Точка! — говорит Волощук.
В этот момент раздается гудок. Ребята втыкают лопаты. Только теперь каждый чувствует, что руки онемели и к спине будто приложены горчичники. Но на душе светло, и усталость поэтому переносится легче. Старцев заканчивает промер. В котлован спускаются члены цеховой комиссии. Проверяют, записывают.
— Триста десять процентов! — объявляет Волощук, подсчитав на логарифмической линейке. Он называет это число обычным своим голосом, хотя ему хочется крикнуть на всю площадку.
— Я не окончила, погодите! — отвечает Надя.
— Можем и обождать! — снисходительно заявляет Старцев. У него нет сомнений: раз подсчитал инженер Волощук, значит...
Через три минуты Надя объявляет:
— И у меня триста десять, пять десятых процента...
Старцев улыбается во весь рот.
— Вот это да! — кричит Дуняшка и хлопает в ладоши.
— Поздравляю! — искренне говорит Надя.
— Наша взяла! — Дуняшка продолжает хлопать в ладоши. — Наши взяли! А у Ванюшкова заело!
И тогда по площадке пронеслось:
— Комсомольцы и молодежь доменного — бригада Старцева — поставили на земляных работах рекорд!
Кратчайшим путем через гравий, песок бригада Старцева шла к звезде. Еще утро не наступило. Влажные фонари тускло мерцали; прожекторы освещали металлические ребра корпусов. Из черневой тайги ветерок нес горьковатый запах хвои.
Бригада вдруг остановилась: груженные досками платформы перерезали путь. Часть ребят полезла под вагоны и перебежала дорогу, ловко уклоняясь от накатывающихся колес. Старцев прикрикнул на них, и это остановило смельчаков.
— Жизнь надоела?
Он был возбужден и не сдержал себя от морских «загибов».
Через полчаса Старцев зажег звезду. Как и в первый раз, надпись на доске почета сделала Женя Столярова: «Честь и слава победителям!»
А в утренней смене в тот же день землекопы лучшего на площадке гармониста Белкина выполнили задание на котловане под бункера на триста пятьдесят процентов. Об этом по телеграфу стало известно всему Советскому Союзу.
— Что ж, нас снимать с доски почета? — обратился Ванюшков к бригаде. — Люди вон сколько дают, а мы что? Ешь — потей, работай — зябни?
— Нет, — заявила Фрося. — Если не подтянемся, я из бригады уйду. Работать вразвалочку не умею. Или мы будем, как другие, или давайте разойдемся.
— Правильно, Фроська, правильно! — поддержал Гуреев. — И я не останусь. Пойду к инженеру Коханец. А вот и она сама.
Подошла Надя, ребята потупились.
— Ругать пришли? — спросил Сережа Шутихин, предупреждая грозу.