После проведенного Журбой и Старцевым совещания ударники выдвинули встречный план: в восемьдесят дней.
— Что ж, посмотрим! Мой прогноз годичного бетонирования не оправдался...
К огнеупорной кладке приступили в начале декабря.
— Вообще, это безумие! — говорил Буше Николаю Журбе. — Никто и никогда в мире не клал печей Беккера зимой. Да еще в такой лютый мороз. Что из этого получится, не знаю. Я поддался общему порыву.
— Так ведь кладка идет в хорошем тепляке!
С середины декабря темп работ стал нарастать, хотя морозы усилились. Самым трудным было начинать работу после ночного перерыва. Площадка лежала под скрипучим, переливающимся синими и красными огоньками снегом, притихшая, среди необозримого простора снежной пустыни, на которой едва выделялись трубы да высокое сооружение ТЭЦ.
Чтобы, несмотря на жестокие морозы, температура в тепляках не падала ниже десяти градусов тепла, поставили дополнительные печи, установили ночное дежурство истопников.
— Если спустите температуру, отдам под суд! — предупредил Гребенников Сухих.
Днем, когда солнце светило сквозь стеклянные фонари и когда в тепляке за дружной работой люди ощущали локоть товарища, коксохимики любили пошутить друг над другом. Больше других доставалось Ярославу Духу.
— И кто тебе приспособил эти ленточки к кожушку? — допытывались товарищи. — Какая краля, говори?
Дух самодовольно улыбался.
— Есть такая... Есть...
Но все знали, что крали у Духа не было и что жил он с Федорой, поварихой из Тубека, пожилой женщиной, связь с которой тщательно скрывал от товарищей.
— Ты когда-нибудь показал бы нам свою дорогушу! Разок глянуть! — красивый Микула подбоченивался: «Покажи, а там видно будет...»
Посмеивались и над Ведерниковым: хозяйственный, многосемейный, он подбирал с площадки гвозди, куски железа, проволоку, доски, хотя семья его еще не переехала с Урала, а сам он жил с комсомольцами.
— Скоро наш Приемыш откроет свой материальный склад!
Его несколько раз задерживали на проходной, но это не помогало. «Приедет семья, пригодится каждый гвоздок...»
Хотя огнеупорщнки работали хорошо, но коксохим рос медленно; еще часть людей перевели со вспомогательных участков, молнии полетели на Украину, откуда по наряду ВСНХ должна была выехать группа высококвалифицированных рабочих.
— Сделали больше, осталось меньше, — говорили сибиряки и уральцы.
— С сибирскими печекладами много наделаешь... — подшучивал Деревенко, работавший лет пятнадцать на выкладке коксовых печей в Донбассе. — Сложить печь для хлеба — это могем. А вот ты положи огнеупор!
— Клали без вас и класть будем! — спокойно отвечал Ведерников. — Только выложить одну и две десятых тонны на человека — не шутка!
— Конечно, не шутка! Особенно с такими печекладами! Нам бы сюда моих ребят! Эх, бывало... — продолжал Деревенко.
Но его останавливал Старцев.
— Покажешь, и наши научатся. Пока ты не работал на печах, тоже не знал что к чему. Плавал якорем!
Став парторгом, Старцев приобрел трубочку и курил, как боцман на корабле. Несмотря на холода, ходил он в бушлате и флотских брюках; только на ногах сибирские катанки, да на голове теплая ушанка.
Вскоре прибыли украинские огнеупорщики-коксовики. Одни в худых шубейках, другие — в демисезонных пальто или стеганках.
— Пляжники! В Сочи собрались?
Но украинцы не смутились: их еще в дороге предупредили, что сибиряки встречают южан шуточками. Сибиряки любили одеться тепло и на каждого, приехавшего в легкой одежде, смотрели с усмешкой.
— Вы бы в трусиках к нам! Оно сподручнее! — смеялся Ведерников, разглядывая гостей.
— Ничего, и у нас, в Донбассе, зимой не жарко.
— В феврале такие морозяки...
— На то февраль по-нашему — лютый!
Деревенко нашел землячков, и по тепляку полилась украинская звонкая, мелодичная речь. Сибиряки и уральцы даже приумолкли на время.
— А ну еще! Давай! — просил Микула, когда гости затихали.
Дня через два прибывших экипировали по-сибирски.
— Другой коленкор!
— Химики! А без нас цоб-цабе! — добродушно шутили украинцы, ознакомившись со стройкой. Они смешно выглядели в непривычных для них пимах, и шапках-ушанках с длинными хвостами.
Прибывших расставили так, что сибирские каменщики и печеклады находились между украинскими.
— Работай и учись на ходу! — была формула, выдвинутая в те дни на коксохиме.
— Украинские огнеупорщики у вас на положении комвзводов! — шутил Буше.
В первые дни, однако, не выкладывали даже французской нормы. Люсьен улыбался. Он рассматривал стройку как источник хороших заработков, неудачи площадки его не трогали. А Шарль был озабочен и раздумывал над тем, что бы такое применить для ускорения работы. График был под угрозой срыва. Как в те осенние первые дни, залихорадило. А доменный цех рос и рос. И каждый раз, когда Женя приходила оттуда, у нее падало сердце.