Работу по разведке ископаемых Горной Шории и Хакассии поручили группе геологов, прикрепив к ней Абаканова. Группа надолго отрывалась от базы. Короткие весточки, получаемые из глубины, не удовлетворяли ни Гребенникова, ни Журбу, ни Бунчужного, и приезд инженера обрадовал тайгастроевцев.
— Так, значит, есть основания считать, что задачу решим? — спросил Журба.
— Есть!
— Нам бы обработать материал, экономически обосновать. Тогда — и к Орджоникидзе. Уверен, что Серго поддержит. Поддержат, думаю, и в СНК, и в ЦК, — заявил Гребенников.
— Как же ты там? — допытывался Журба, вспоминая суровые месяцы двадцать девятого года.
— Не привыкать! Ну, прошу извинения. Я пошел. До завтра, Николай!
— Куда так торопишься?
— К Грибову. И Радузеву.
— А к блондинке?.. — сорвалось у Журбы.
Абаканов нахмурился.
— Так завтра жду тебя, слышишь?
— Слышу.
Абаканов ушел.
— Садись. Чай пить будешь?
— Не откажусь. Я только что с Алаканского завода.
— Ну, что там?
— Переизбрали секретаря парторганизации.
— Кто теперь?
— Дородных.
Принесли чай.
Гребенников был по-домашнему, в сером свитере, широких лыжных брюках. Перед приходом Журбы он лежал на тахте, волосы его взъерошились. Жил он на Верхней колонии в скромной двухкомнатной квартирке, куда являлся точно в гостиницу — переночевать.
— Слушай, Николай. Меня начинают беспокоить кадры. Кадры будущих эксплуатационников. Помнишь, я рассказывал тебе: Серго еще год назад поднимал этот вопрос, а я отмахивался. Теперь дело придвинулось впритык. Я вижу себя в роли директора комбината и начальника строительства второй очереди, а тебя — в роли секретаря парткома действующего металлургического комбината и стройплощадки. С кем будем работать? Нам, конечно, помогут людьми. Урал, Украина дадут инженеров, мастеров, сталеваров, горновых, вальцовщиков. Но они физически не смогут справиться. Этого будет мало.
— Готовить технологов сейчас, когда люди по горло заняты строительством? Набирать людей со стороны и обучать эксплуатации агрегатов, не привлекая к строительству? Нет! Надо искать какие-то иные формы подготовки кадров.
Раздался телефонный звонок, Гребенников снял трубку.
— Что-нибудь срочное? Приходите. Знаете, где живу?
— Кто это? — спросил Журба, когда Гребенников закончил разговор.
— Шарль Буше. Просит аудиенции.
Минут через двадцать прозвучал робкий звонок.
— Вежливый звоночек... — пошутил Журба.
Гребенников пошел навстречу.
— Раздевайтесь. Вот вешалка.
Прошли в комнату. Обстановка здесь была отнюдь не кабинетная; скорее всего это была спальня, спальня холостяка, в которой для удобства хозяина все находилось под рукой: библиотека, шкаф с продуктами, низкий столик, за которым можно работать, не сходя с тахты.
— Садитесь, господин Буше. Чем могу служить?
Буше сел в кресло.
— Секретарь партийного комитета уже знает, я говорил с ним. Прошу извинить, что буду повторяться. Срок моего контракта близится к концу. Меня отзывает фирма. Как ее служащий я обязан подчиниться.
— Что вас смущает? — спросил Гребенников.
— Я не хочу уезжать. Больше того: я хочу порвать со своей фирмой. Хочу остаться в России. В Советском Союзе. Больше того: я решил принять советское подданство и навсегда связать свою жизнь с вашей. С жизнью советского народа.