«Но неужели за свои десять лет мучений я не заслужила даже шубки?»
Дмитрий встретил Анну Петровну горячо, ее опасения отпали. Он показался ей именно тем, кого она ждала в своей жизни и с кем должна теперь пройти дорогу до конца; она нашла и в личных его качествах и в мыслях, желаниях, во всем его духовном мире то, что искала: честность, порядочность, любовь к труду, чуткость к людям. И за это была благодарна судьбе.
Еще работая в библиотеке института, после ареста Штрикера, Анна Петровна ощутила свежий ветерок жизни. Но хотелось большего, хотелось уехать куда-нибудь далеко, на те новостройки, о которых восторженно говорили студенты. Днепропетровск, родной город, в котором ее хорошо знали, стал в тягость. «Не здесь начинать новую жизнь».
И вот она в тайге, среди незнакомых людей, за тысячи километров от Днепропетровска. Она на площадке. С любимым человеком. Ничего от старого, от прошлого.
Анна Петровна обходила строительные участки, приглядывалась к людям, ходила по соцгороду, выросшему на пустыре, ходила по колонии, побывала в улусе Тубек, слившемся с колонией в единый поселок.
Колхозники «Зари» рассказали ей, что колхоз вырос, много у них теперь скота, что с приходом в шорскую тайгу русских начальников жизнь пошла по-другому.
Анне Петровне было приятно слышать это.
С первого дня ей захотелось стать частицей трудового коллектива, почувствовать на себе ответственность за общее дело, работать много, чтобы испытать физическую усталость, после которой и сон крепок, и пробуждение радостно.
Журба встретил Анну Петровну приветливо, ее зачислили преподавательницей в заводскую школу грамоты. Анна Петровна боялась, что ее давнего педагогического опыта недостаточно, что она не справится, но здесь, на площадке, сама атмосфера была насыщена верой в то, что для людей нет непреодолимых препятствий, потому что нет непродуманных заданий, выходящих за рамки возможного.
После нескольких методических бесед с Татьяной Павловной, заведующей школой, дочерью квартирной хозяйки Абаканова, приехавшей из Новосибирска на площадку, — Анна Петровна приступила к работе. Начать требовалось с обхода общежитий, следовало поговорить с каждым, расспросить, где кто учился, грамотен ли. Когда оказывалось, что опрашиваемый уже окончил семилетку или рабфак, она смущалась.
— Простите... Я должна была... чтоб никого не пропустить.
— Мы не обижаемся! — отвечали ей весело.
Но когда попадались неграмотные или малограмотные, она обстоятельно разъясняла, что даст им школа, как ведутся занятия, разузнавала, в какие часы им удобнее посещать школу.
Обходя общежития и заводские участки, она повстречалась с Фросей, повстречалась с Сановаем, с группой пожилых шорских и алтайских рабочих.
Особенно заинтересовал ее Сановай. Материнское чувство вызывал в ней подросток, его страстное желание учиться, и она предложила ему заниматься не только в школьные часы. Он также, видимо, почувствовал к Анне Петровне расположение, и с каждым занятием все более привязывался к учительнице.
— Как успехи моего сына? — спросил ее однажды Гребенников, посетив занятия.
Анна Петровна смешалась.
— Я не знаю... о ком вы спрашиваете...
— Сановай... мой приемный сын.
Она посмотрела на начальника строительства добрым взглядом.
— Сановай — хороший мальчик. Старательный... Я уверена, что он будет успевать.
Несмотря на то что школа уже вела работу и об этом знали на площадке, кое-кто из малограмотных упорно уклонялся от учебы, поэтому завком решил провести тщательную проверку. Учителей разослали по общежитиям и цехам.
— Дмитрий, я к тебе! — сказала Анна Петровна, довольная тем, что для обследования участка мартеновского цеха направили ее. Митю она встретила внизу, перед лестничкой на печной прогон.
— Ко мне? Что случилось, Анна?
Она объяснила.
— Уточняем списки. Регистрируем контингент.
— А, вот оно что! А я забеспокоился. Но какие страшные слова: уточняем... регистрируем... контингент...
— Нечего смеяться. Где твой профорг?
Митя продолжал улыбаться. На Анне Петровне была котиковая шубка, а на ногах — простые сибирские катанки. Это сочетание ему показалось забавным.
— Чего смотришь?
— Ты, словно кот в сапогах!
«Конечно, есть люди, с которыми жить легко, радостно. Как мне хорошо с тобой...» — сказала ему мысленно.
— Так у тебя, Дмитрий, есть малограмотные?
Шахов позвал профорга. На мартеновском участке профоргом работала Таня Щукина, возвратившаяся со стройки соцгорода.
— Как у нас, Танюша, насчет неграмотных?