— У вас есть конкретно разработанный план стройки вашего цеха с учетом вот таких требований?
— План? Готовый план? Могу завтра представить.
— Тогда я попрошу вас заняться этим. Когда исполните, обсудим.
«Конечно, можно вредить и за счет чрезмерной осторожности и из чрезмерного желания добра. В каждом отдельном случае надо знать, от кого исходит предложение и что оно может дать. Но о чем это я думал? — спросил себя Николай, вспоминая ход мыслей, нарушенный встречей с Роликовым. — Да, активных, сознательных, так сказать, «идейных» врагов у нас, конечно, немного. Но натворить эти единицы могут столько, что миллионам трудно исправить зло. Значит, миллионы не должны допустить самой возможности причинить это зло».
Домой он пришел поздно. На столе лежала придавленная прессом записка: «Зачем ты скрываешь от меня свое состояние?..»
Он снял телефонную трубку: Нади в доменном цехе не оказалось, занятие с комсомольцами она окончила; не нашел ее и у Жени Столяровой.
«А ведь, в самом деле, я сейчас, как лейденская банка! Хоть бы скорей избавиться от физических болячек».
На стуле стояла лампа под зеленым абажуром, собирая свет на брошюре. Это были материалы о пятилетием плане. «Должно быть, Надя читала лежа, готовясь к занятиям».
Он лег на кровать и уткнулся лицом в подушку. Минут через двадцать пришла Надя. Она села у изголовья, положила руку на его лоб, наклонилась, как над больным ребенком. Он взял ее руку и не отпускал. После мороза рука была холодная в запястье, где кончалась перчатка, и теплая, нежная в ладошке.
— Где ты была?
— Искала тебя... — Надя погладила его руку. — Хоть бы скорее зажили твои раны. Ты сплошной нарыв... — она губами коснулась его щеки.
Надя глядела перед собой. Она была очень хороша: сосредоточенная, рассудительная, со спокойной душой, готовая отдать жизнь, только бы торжествовала та высокая мечта о счастье человечества, которую она несла в себе.
Он засмотрелся на Надю: нежный румянец проступил сквозь ее кожу, от фигуры молодой женщины, от всего ее облика веяло чистотой; и он горячо поцеловал ее в губы.
— Я счастлив, что узнал тебя, что мы вместе идем по избранной дороге, что одна и та же радость согревает нас, одна и та же печаль омрачает нас. Будем же всегда, всегда вместе.
После реорганизации ВСНХ на площадку Тайгастроя приехал наркомтяжпром Орджоникидзе.
Поговорив с Гребенниковым и Журбой, он оставил кабинет начальника строительства и, отказавшись от сопровождающих, пошел знакомиться со стройкой: он любил ходить по заводу без свиты.
Внимание наркома привлек коксохимзавод. Он осмотрел коксовые печи, прошел в цех конденсации, на площадку работ второй очереди и спросил, как выполняет бригада нормы, какие недостатки имеются в работе.
— Гражданин! Кто вы и что вам здесь нужно? — обратился к нему Ванюшков, подойдя вплотную. Стоял сорокаградусный мороз: глухие звуки раскалывающихся деревьев далеко разносились по тайге. Серго был в шубе, меховой шапке, оленьих пимах. Широкие брови его опушил иней, а с кончиков усов свисали ледяшки, в которых играло солнце.
Орджоникидзе оглянул Ванюшкова.
— Вы бригадир?
Ванюшков не ответил.
— Если бригадир, так скажите, что здесь строится.
— А вам зачем?
Серго рассмеялся.
— Секрет?
— Секрет! И предъявите ваш пропуск. А ну-ка, Сережка, — обратился бригадир к Шутихину, — сбегай за стрелком!
Когда недоразумение выяснилось, Ванюшков смутился, а Серго потрепал парня по плечу.
— Из Красной Армии недавно?
— Недавно, товарищ нарком...
— Правильно поступил. Если бы у вас тут все внимательнее приглядывались к людям, не было бы диверсий. А то чорт знает что допустили! Подорвали электростанцию, вывели из строя генераторы. Разве за это отвечать должна только охрана? А вы на что?
Вместе с Ванюшковым, Старцевым и Сухих Орджоникидзе прошел в цех, познакомился с работами второй очереди.
— А ведь у вас, товарищи, есть возможности пустить еще одну батарею печей. Разве вам не будет стыдно, если придется завозить кокс с Урала? Гнать товарные поезда из-за того, что здесь это дело прошляпили? Что вам, товарищи, мешает и что вам надо, говорите.
Прорабу Сухих по душе пришлось, что нарком обращается к нему, минуя начальство.
— Я думаю, товарищ народный комиссар, что нам ничего не мешает и ничего нам особенного не надо. Кокс будет. Пустим сначала одну батарею, потом подгоним остальные.
— Я надеюсь, что с заданием ваш коллектив справится. Если вы смогли выложить печи в лютый холод, то пустить их в теплые апрельские деньки наверно сумеете!