— Сумасшедший! Сорвешься!
Но Сережку уже обуял азарт. Он упирается ногами в стенки, запускает руку в щель между бревнами и исчезает под оставшимися досками, которые перекрывают сруб сверху.
Лазарька наклоняется и кричит исступленно:
— Сорвешься! Утонешь...
У Лазарьки немеет сердце. Тишина нависает над колодцем и кажется, что солнце зашло за тучу. Мальчику холодно.
— Лазарька! Смотри! — доносится глухой голос.
Лазарька свешивается над срубом. Матроска Сережки чуть белеет в глубине колодца.
— Звезды! Звезды видны в небе!
«Почему звезды? — думает Лазарька. — Ведь сейчас полдень. Ах, полдень... Надо бежать домой».
— Вылезай скорей! Мне некогда! — строго говорит Лазарька, жалея, что связался с Сережкой.
Тот начинает карабкаться наверх, но мокрые ноги соскальзывают, руки судорожно хватаются за выступы. Сережка напрягается изо всех сил, подтягивается на два-три венца и обрывается.
Что это был за день...
Сережку вытащил отец Лазарьки, мать выстирала матроску, заштопала чулки, вычистила туфли. Сережку успокоили, умыли, а Лазарьку ни за что, ни про что секли, и тело его лежало на отцовском колене, как нога лошади, которую подковывают...
В полуверсте от Грушек текла река — приток большой судоходной реки. Отец Сережки любил оперу «Русалка» и купил старую мельницу у крестьянского общества Троянды. Помол прекратился, мельницу закрыли на засов, повесили огромный замок, точно старинную медаль. Речонку перегораживала плотина, которую в усадьбе называли «застава».
Щиты поднимали на брусьях во время половодья. Сюда из усадьбы приходили смотреть, как вода рвалась вниз, сотрясая мостик. После спада воды дворовые люди опускали щиты, вода пробивалась в щели и лилась плоскими струями вниз, под мост, где хорошо ловилась рыба между гнилыми сваями. Вода пробивалась и на желоб: мельничное колесо, слегка поворачиваясь, скрипело. Речонка у плотины образовала заводь, покрытую кувшинками. У берега рос аир, на нежнорозовом стебле которого можно было играть, как на губной гармонике. Аиром выстилали пол в доме на троицын день.
В этом затоне, среди белых кувшинок, катались однажды на душегубке Лазарька с Сережкой, и Сережка, расшалившись, опрокинул лодочку... Оба очутились в воде, но Лазарька не растерялся. Он схватил Сережку за воротник и приволок к берегу, плывя на спине, как оглушенная рыба...
Сколько было воспоминаний!.. И все-таки самым тяжелым оставалось то, что привело в Одессу...
Осенью — это было в 1903 году — мальчиков повезли в Одессу. Ехали они в разных вагонах: с Лазарькой — отец, с Сережкой — мать.
Пол гимнастического зала реального училища святого Павла служители натерли до стеклянного глянца. Несмотря на множество экзаменовавшихся, в зале и в холодных сумеречных коридорах стояла тишина: совершалось ежегодное таинство.
Отец Лазарьки в черном люстриновом пиджаке сидел в одном углу зала; мать Сережки в белом шелковом платье сидела в другом углу.
Прошел первый день испытаний. Лазарька сосредоточенно решал на листке бумаги с печатью реального училища задачи. Их было три. Путаные, с подвохом. Но Лазарька сразу догадался, в чем дело, и решил их одну за другой. У него даже оставалось время проварить себя и запомнить условия, чтобы решить задачи с репетитором, в Грушках. Сережка ерошил волосы, часто сморкался, беспрестанно обмакивал перо в чернильницу.
В торжественной тишине прошел второй день испытаний. Лазарька изредка поднимал голову, словно на потолке было что-то написано. Сережка также смотрел на потолок и усиленно грыз ногти.
На третий день мать Сережки вызвали к директору.
— Простите, — сказал директор. — Я высоко уважаю Владимира Петровича, он мой друг детства, но... По диктанту у вашего сына двойка. По письменной арифметике двойка. Согласно положению, он не может быть допущен к дальнейшим испытаниям...
Мать побледнела.
— Я прошу вас... Я обещаю вам... С моим сыном будут заниматься лучшие репетиторы... Я умоляю вас...
В тот же час телеграмма полетела в Грушки. Вечером примчался на рысаках отец. Он привез пастилу, корзины со свежими фруктами, кадочку с медом. За бутылкой отличного вина друзья вспоминали былые дни и общих знакомых. О неудачных экзаменах, само собою разумеется, никто не проронил ни слова.
Сережка экзаменовался по устной арифметике и по русскому языку, по закону божиему. Экзамены отняли пять дней. В воскресенье родители вывели детей на прогулку. Лазарька с отцом гулял на Николаевском бульваре, Сережка с матерью катались на Французском.