— Считайте, что оно пришло десять лет назад!
С каждым часом за подковообразным столом в кабинете директора и за длинным столом в соседнем зале разговор становился оживленнее. Украинцы рассказывали сибирякам и уральцам о днепровских порогах, о Днепрогэсе, шлюзах, о новом социалистическом Запорожье, о заводах Приднепровья, Донбасса, созданных в это первое чудесное пятилетие, а сибиряки и уральцы рассказывали о строительстве новых угольных и рудных шахт в бассейне веселой реки Томи, о новых городах Кузбасса, о новых заводах Сибири, Урала, о строительстве Семиреченской железной дороги — Турксибе, о красотах черневой тайги Горной Шории и Алтая.
— Украинские рабочие и инженеры крепко помогли нам, сибирякам, — сказал секретарь крайкома Черепанов. — Спасибо украинскому народу! Дружба в труде — может быть самая большая, крепкая дружба! Но и сибиряки, и уральцы не остались в долгу. Много наших рабочих, наших инженеров работает в настоящее время и на Днепрострое, и на площадках металлургических заводов Запорожья, и в Донбассе. В социалистическом труде растет и крепнет дружба наших свободных народов.
В это время Гребенникову подали телеграмму. Он насторожился, гости умолкли. Гребенников прочел и просиял.
— Товарищи, — обратился он к присутствующим взволнованным голосом, — телеграмма из Центрального Комитета партии!
Все поднялись с мест, отодвинув с шумом стулья. К дверям собрались и те, кто ужинал в зале.
Гребенников громким голосом прочел приветствие коллективу строителей. Это был ответ на рапорт тайгастроевцев о пуске объектов первой очереди комбината.
— Ура! Ура! — закричали присутствующие. Зал как бы взорвался от рукоплесканий.
Гребенников напрасно пытался установить тишину. Он поздравил коллектив с высоким вниманием Центрального Комитета партии и сказал, какая ответственность возлагается на каждого строителя и технолога, насколько еще лучше надо каждому трудиться на площадке, чтобы Тайгакомбинат стал передовым во всех отношениях предприятием.
И снова возгласы «ура!» и здравица руководителям партии и государства.
Затем на возвышении, устроенном в конце зала, появилась группа алтайских артистов. Женя присмотрелась, встала из-за стола и побежала навстречу.
— Вот мы и приехали! — заявила Жене черноволосая стройная девушка. — Помните нашу встречу? Узнали?
— Ну, как же! Валя! Кызымай!
Девушки обнялись.
— Как же вы тут?
— Хорошо. Очень хорошо, Валюшка! А я уже в партии! — и Женя показала свой новенький партийный билет.
— Поздравляю. Ну, мы сейчас начинаем концерт.
После ужина Надя, Николай, Женя и Абаканов вышли на балкон здания заводоуправления.
— Дай, пожалуйста, папиросу! — попросила Надя Николая.
Надя не курила, но иногда ей хотелось «подымить», как она сама говорила.
— Опять напала на тебя блажь?
— Хочу. Дай! — требовала Надя.
Женя и Абаканов рассмеялись.
Николай протянул портсигар. Надя вынула папиросу, размяла табак, как заправский курильщик, и прикурила от дымящейся трубки Абаканова.
— Сколько людей надо было поднять, сколько судеб пришлось скрестить, чтобы вырос в тайге вот такой гигант! — сказала Женя, глядя восхищенными глазами на завод.
— Да... — протянул Абаканов. — Построить такую махину...
— Но сколько этот труд дал людям настоящей, высокой радости, как поднял людей, как широко раскрыл перед каждым из нас мир! — заметил Николай. — Когда Серго Орджоникидзе после митинга шел с нами к машине, он сказал: «Мы теперь с вами обучились во втузах и вузах, а когда начали управлять Советской страной — ни черта не умели. Часть старых инженеров оказалась в рядах вредителей, своих инженеров было мало. А теперь... Теперь нет такого предприятия, которого мы не сумели бы спроектировать и построить своими силами. До первой пятилетки у нас было кричащее противоречие между самой передовой в мире формой политической власти и отсталой технико-экономической базой. Это противоречие мы изживаем. В промышленности и в сельском хозяйстве сделан гигантский скачок. Социализм в одной, отдельно взятой стране построен. Предвидение Ленина полностью сбылось». Эти прощальные слова Серго все время звучат у меня в сердце.
— Умный, простой человек, Я глубоко люблю и уважаю его, — сказал Абаканов.
Он провел рукой по отсыревшим от росы волосам Жени и вывел ее на свет, падавший через стеклянную дверь из зала.
— Что тебе?
— Так... Воспоминания...
За окнами здания заводоуправления виднелись фигуры людей. Вдруг они услышали музыку. За роялем сидел Радузев. Люба, задумчивая, стояла рядом; тут же, возле рояля, расположились Шарль Буше, Анна Петровна с Дмитрием, профессор Бунчужный.