— О, металл!.. — это слово прозвучало у американца, как удар в литавры.
Наступила короткая пауза.
— Но дело в общих условиях, — продолжал отстаивать свое мнение Джонсон. — Район таежный, безлюдный, удаленный от центральной железнодорожной магистрали. Строить крупный завод, создавать совершенно новую индустриальную базу на пустыре — экономически невыгодно. Так я и доложу в Москве. У нас, в Америке, это не стало бы даже предметом делового разговора.
— Вы призваны, насколько мне известно от Валериана Владимировича Куйбышева, не только для критики и сомнений...
Джонсон не смутился.
— О, конечно, я прибыл в качестве консультанта.
— Консультанта-строителя. Вот эта сторона меня интересует больше. Если не возражаете, пройдемтесь по площадке.
Джонсон надел пиджак и кепи из кожи.
В это время раздался осторожный стук в дверь: вошел Сухих. Он остановился у порога и вытянулся, как солдат.
— Товарищ Гребенников, вам записка от товарища Журбы. Прибыл человек.
— Где сейчас товарищ Журба?
— На кряже.
Сухих вынул записную книжку, — она была толстая, жирная, как заигранная колода карт, — и передал записку. В ней Журба сообщал свои координаты и просил Гребенникова дать знать путейцам о приезде. «Пусть Сухих пришлет нам взрывчатку, заявку выслал вчера. Работа у нас идет полным ходом. Как настроение? Что нового? Черкни пару строк и не забудь прислать хоть старую газету: третью неделю живем, как Робинзон с Пятницей...»
— Приготовьте к отправке взрывчатку. Письмо товарищу Журбе я вручу позже.
На площадке геодезисты «зачищали» недоделки, рабочие несли к кромке реки теодолиты, рейки, вешки. В центре промплощадки стоял низкий трехножный столик, над которым, как облачко, повис огромный брезентовый зонт. Гребенников подошел к геодезисту: Абаканов вел мензульную съемку.
Поздоровались. Абаканов, не разобрав, кто с Джонсоном, небрежно бросил в их сторону: «All right!» — все, что знал по-английски. Фуражка у него надета была козырьком назад.
— Как работается? — спросил Гребенников, заглядывая на лист ватмана, прикрепленный к фанерному планшету. Линии карандаша были тонки, как волосок.
Инженер прошелся тупым концом карандаша по шляпкам гвоздиков, которыми прибита была фанерка к столику, и осведомился, с кем имеет честь говорить.
Гребенников назвал себя.
— Наконец-то... — вырвалось у Абаканова. — А мы тут с Журбой...
— Знаю, знаю. Как же это мы с вами не встретились в филиале весной прошлого года? Вы инженер Абаканов?
— Я был на Мундыбаше.
— Фамилия мне ваша хорошо знакома. И в Москве вас знают.
— Что ж, это неплохо. Надолго прибыли к нам, товарищ Гребенников?
Вопрос был фамильярен, даже ироничен, но Гребенников ответил просто:
— Навсегда.
— Плохо без вас... Честное слово... И вообще... Но разговор не под сенью этого зонтика...
— Я сомневаюсь, проделана ли как следует разведка, проведены ли как следует изысканя, — сказал Джонсон, когда они отошли. — Инженер Абаканов мне не представляется солидным специалистом, геологов на площадке вообще нет. Все их открытия по углю и руде весьма сомнительны.
— Изыскания, конечно, придется уточнить и углубить. Работа впереди, но эта горсточка изыскателей сделала, по-моему, много, и у меня нет оснований сомневаться в том, что здесь найдено. Допускаю, что истинные запасы угля и руды значительно большие.
Джонсон пропустил замечание без ответа и перешел к технической работе.
— Для вашего комбината, я подсчитал, одного колонкового бурения нужно дать сто пятнадцать километров, надо пройти тринадцать километров шурфов с ручным и механическим водоотливом, четыреста километров зондировки, тридцать километров ударного бурения, километров сорок канав. Работы, как у вас говорят, непочатый конец!
Видимо, желая показать, что он не сидел здесь даром, Джонсон, оживившись, показывал Гребенникову шурфы, канавки, щеголял цифрами.
Останавливаясь, он сверял работы с геологическими зарисовками, подбирал камешки в изящный баульчик, потом пригласил Гребенникова в лабораторию. На стеллажах лежали в занумерованных коробочках образцы грунтов, руд, угля. Взяв кусок блестящего, как бы отполированного угля, Гребенников засмотрелся. Вспомнилось недавнее пребывание в Америке, Англии, Германии.
— Наши сапропелиты дадут бензин и керосин, которые обойдутся в полтора раза дешевле бакинских. А коксующиеся угли... Они выше дергемских и ваших коннельсуильских углей. Что скажете?