Записку Гребенникова Журба получил вскоре после ухода Жени. Люди еще сидели вокруг костра и ели жареную медвежатину. Аппетитный запах далеко разносился вокруг.
— Хороша! — восхищался Яша Яковкин. — Спасибо медведице. Ем в первый раз.
— Эх, бывало... — задумчиво восклицал старик Безбровый. Он уже наелся, но кусок ароматной медвежатины держал в жирных руках.
Много лет ходил Безбровый в сибирских старателях, вечных скитальцах, упрямых искателях счастья, охваченных мечтой набрести на сказочный клад, стать обладателем несметного богатства. По глухим местам, по ключам и падям, вдали от селений и заимок, с лопатой, кайлом, топором ловил он весной и летом быструю полую воду — помощницу в нелегком труде. Не поймаешь воды, убежит с ней надежда. На целый год убежит.
Сноровистыми руками копал Безбровый канавы, подсыпал землю под быстрый водяной ток, долбил киркой породу, и порой нет-нет да приносила эта вешняя вода удачу.
Что говорить... Бывало... И он не один.
Заполучит старатель мешочек проклятого, облитого потом и кровью золотого песку,— и прощай прииск. Не имея ни своей земельки, ни своей избенки, ни кола, ни двора, оборванный, в тяжелых сырых онучах возвращался Безбровый, как дикий зверь, в ближайшее жилье, где его ждали глазища скупщика, хищная ухмылка кабатчика, бесстыдная ласка продажной девки.
Желтое счастье быстро таяло в руках, и хмельной, опустошенный брел Безбровый часто без рубахи, в одних портах, на новое место в еще большую глушь, брел, проклиная судьбу и людей.
На приисках редко возникали селения: все тут было случайным — люди, золото, счастье. Богатство и надежда быстро исчезали, промывались, и только всполошенная лопатами да кирками, изуродованная язвами земля рассказывала о страстях и лихорадочном бреде золотоискателя.
Так и состарился Безбровый, а счастья не нашел. И хмур был, и слушать не любил, когда рассказывали другие. Сам рассказать мог, эх, чего бы не рассказал, если бы сердце открылось, но сердце было на ржавом замке, и душа походила на те прииски, которые бросали после тяжкого бреда.
Попав в группу Журбы случайно, — забрел как-то на ночной огонек в тайге, — Безбровый нес в себе тоску давнюю, не надеясь ни на что и ничего не ища. Жилистые руки его были еще крепки, обращались с лопаткой, как с игрушкой, и по всему видно было, что и земелька любила эти натруженные руки, покорно открывалась ему, податливей была, чем с другими.
Костер потрескивает, веселый такой, тихо в тайге, и хорошо сидеть у огонька, есть из общего котла дымящуюся кашу, обжигающую губы. А потом заснуть беспробудным сном до рассвета.
Машину услышали еще до того, как увидели белый свет фар на изрытой ухабами дороге.
— Поздний гость! — заметил Безбровый.
Шофер остановил машину почти у самого костра, сошел, подал Журбе записку.
— Зовет, значит, начальник? Как он?
— Да пока ничего. Говорил с рабочими и в барак заходил. Сердитый...
— Сердитый?
— Сердитый. Только не на людей, а на администрацию...
Оставив Яшку вместо себя и дав наказ, что делать завтра, Журба сел к шоферу в кабину.
— Гони, братец!
В двенадцатом часу ночи Журба подошел к конторе — худой, искусанный комарами и мошками, в потной рваной гимнастерке.
— Николай! — воскликнул Гребенников, увидев друга в окно. Журба кинулся к окну и обнял неудобно высунувшуюся в проем фигуру, обнял, сжал, стиснул до боли.
— Приехал... Ох, здорово! Наконец-то...
— Какой ты!..
Сколько хотел наговорить этому парню неприятностей, как готовился разругать, распечь, а явился — и схлынуло в горячем объятии.
— Заходи, Николай, заходи скорее!
Они встретились в конторе и еще раз обнялись.
— Борода откуда? А лицо! Тебя что, скребли граблями? Мошка заела?
— Не спрашивай. Как рад! Наконец-то... Разве так можно... Бьешься, как рыба об лед...
Гребенников выпустил огрубевшие от земляных работ большие руки своего друга.
— Знаю, многое знаю. Мне после возвращения Куйбышев говорил. Да разве я для собственного удовольствия ездил по заграницам? Кстати, что тут у вас произошло?
— Долго рассказывать. Потом выложу все. Ну, как ты? С чем приехал?
— Тоже долго рассказывать.
— Что Валериан Владимирович?
— Валериан Владимирович недоволен темпом изыскательских работ.
— А разве мы довольны?
— Велел кончать скорее. Надо заканчивать технический проект. Надо приступать к разработке рабочих чертежей. Вообще, надо все перестроить, переделать, поставить с головы на ноги.