— Поборите в себе во имя дела излишнюю скромность, — твердил Лазарь. — Просите ВСНХ разрешить нам построить опытную домну при каком-нибудь заводе. Организуем филиал. Никто не сочтет вашу просьбу нескромной. Вы недооцениваете себя, Федор Федорович. Другой на вашем месте давно протрубил бы каждому уши и добился своего. Вы своей скромностью сами в глазах людей умаляете значение проблемы.
На углу большой улицы они расставались. Профессор, путаясь в длинных полах пальто, слишком поспешно вбегал в вагон трамвая, будто от кого-то скрываясь. За мокрыми стеклами с радужными кругами от света фонарей он прижимался головой к раме и ехал, ни на кого не глядя.
А дома, в кабинете, приходила грусть, и ночью, страдая от бессонницы, он прислушивался к себе, как к тиканью карманных часов.
Утром желтое лицо смотрело из мути зеркала, глаза были усталые. День? Что мог, кроме неприятностей, сулить новый день?
Но восхождение все же началось и пришло скорее, чем ждал Бунчужный. Технически решила его девяносто восьмая плавка, вскрывшая то, что таилось в неизвестности и показавшая, как надо идти к решению вопроса. Это случилось незадолго до того, как Штрикер собрался в Москву.
Было сумеречное утро, над заводом низко висела туча из пыли, газов, мельчайших капелек пара. Впервые в тот день Бунчужный и Лазарь, хотя и с риском, повели печь как только могли горячо. Старая задерганная печурка, находившаяся в ведении института, неспособная, казалось бы, больше ни на что, вдруг оживилась, заработала молодо, задышала страстно.
Впервые за несколько лет бесплодной работы тугоплавкие шлаки разжижились, и ванадистый чугун пошел...
Он был не тот, какого ждали, какого добивались, но он подтвердил расчеты и принес первую победу.
— Есть! — воскликнул Лазарь. В глазах его было столько счастья, что Бунчужный просиял.
Важно было практически убедиться, что они на верном пути, что шлаки сдаются, что проблему можно решить, что надо смело идти вперед.
Это был настоящий праздник, принесший удовлетворение не только коллективу института, но и коллективу завода, на котором велись исследования.
В журналах и газетах появились одобрительные очерки, которые порой нужнее всяких лекарств.
Бунчужный почувствовал себя здоровым, он даже внешне изменился, перестал сутулиться, выпрямился, помолодел, и на губах его появилась улыбка.
«Как нужны человеку удачи. Они действуют на организм лучше курортов и домов отдыха!» — говорил шутя Бунчужный.
Но это не была шутка.
— А я не говорил? Не говорил? — приставал Лазарь к старику. — Теперь-то вы уж наверно осмелитесь просить ВСНХ разрешить нашему институту построить опытную домну.
— Девяносто восьмая выплавка — только ступенька к знанию, но еще не знание. А там посмотрим...
Встреча Штрикера с Бунчужным произошла утром, земляки расцеловались по-старинному. От бороды Штрикера после утреннего воздуха пахло сыростью, как от развешенного на веревке белья.
«Точно христосуются...» — подумала Анна Петровна, следя за целующимися мужчинами.
Вошла Марья Тимофеевна в капотике, по-домашнему.
— Какая вы красавица! — искренне восхитилась Марья Тимофеевна. — Я так много слыхала о вас, но вы лучше, чем я представляла.
Анна Петровна улыбнулась.
— Пойдемте ко мне, переоденетесь. Я так рада, что Генрих Карлович привез вас, наконец, к нам.
В столовой Штрикер, тщательно расправляя бороду, принялся рассказывать последние политические новости, почерпнутые им неизвестно откуда.
«Сказывается провинция, — подумал Бунчужный. — У них ведь всегда все известно раньше, нежели у нас...»
— При Петре Первом, понимаешь, население России составляло тринадцать миллионов человек, во всей Европе было около пятидесяти миллионов.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Людей становится больше, чем надо, отсюда — трудности.
— А ты стоишь за то, чтобы людей было меньше? Сторонник Мальтуса?
— В принципе — да. Зачем плодить нищих? Но это апропо. А ты, Федор, говорят, чудеса творишь! Слышал. Читал. Превозносят. Но, извини меня, не верю...
Бунчужный замялся. «Груб и резок, как был. И сдаваться не хочет...»
— Молодишься?
Штрикер растерянно оглянулся, в столовой, однако, никого, кроме них, не было.
— Ноблесс оближ! Молодая жена. Так вот, говорю, не верю. Юношеские мечты. Стишки в металлургии! Не к лицу серьезному ученому. На твоем месте я давно оставил бы эту затею. Титано-магнетиты. Перпетуум мобиле! К чему даром тратить народные средства? Как будто нет других проблем!