— Мужской взгляд бывает разный. Ремарк очень наблюдателен и умен, но угол, под которым он смотрит на жизнь, не совпадает с моим, мне больше нравится ирония, этакая кривая усмешка в лицо судьбе, Ремарк мне видится скорее сидящим на парапете с грустным лицом и смотрящим вдаль, это тоже нужно, но как-то порционно, что ли.
— Мне он таким совсем не кажется. В его произведениях, как бы ни были ужасны обстоятельства, сохраняется человеческое обличие и способность любить, я вот не уверена, что способна на такое.
Официант приносит десерт, две порции вишневого штруделя с мороженым.
— Как насчет свернуть книжный клуб и поговорить о чем-нибудь более земном?
— Поддерживаю. Например?
— У сценаристов есть такое понятие, «калифорнийская сцена». Так называют сцену, в которой двое незнакомых людей садятся рядом и начинают откровенничать на самые глубокие темы. Такой ход считается дешевым приемом, но как жизненная ситуация это довольно интересно. Можем разыграть.
— Интересно. Давай, ты ведешь. — говорит Настя и кладет в рот кусочек штруделя.
— Мы сразу обещаем говорить только правду?
— Да, обещаем.
— Хорошо, как давно у тебя был последний секс?
— Настя чуть не выплевывает штрудель мне в лицо.
— Вот так на тебе! — смеется она. — Ну ладно. Все плохо, в мае. У тебя?
— В июне. — вру я.
— Ну, у меня конец мая, так что мы примерно на равных.
— Так, стало быть, я опять веду. Как это было?
— Конкретизируй.
— Ну там, «я была вся такая печальная и тут старый друг, мы выпили вина, он предложил посмотреть фильм, затем начал ненавязчиво гладить мою руку», что-нибудь в таком духе.
— Мне неожиданно стало очень комфортно с человеком, к которому я раньше относилась как к другу, я полностью расслабилась, было много приятных моментов, которых недоставало.
— Информативно.
— Сильно-то губу не раскатывай, ты думал, я буду в подробностях описывать? — улыбается Настя.
— Надеялся. Тогда я задам другой вопрос. Тебе когда-нибудь признавались в любви?
— Признавались, и любили сильно и терпели долго, я думала, что люблю, но на самом деле постоянно пыталась переделать его, в итоге расстались, не очень красиво вышло, теперь не общаемся. — Настя с задумчивым видом ковыряется в мороженом. — Откровенно говоря, меня от него тошнит, летом он женился. Искренне желаю счастья ему, но подальше от меня.
— В этом какая-то особенная печаль, когда любимые ранее люди становятся отвратительными.
— Я думаю, просто люди не твои. Нам свойственно цепляться за что-то. Вся горечь от привычки, а привычка комфортна.
— Дело не только в комфорте, не из-за комфорта люди держатся за руки и целуются в губы, в этом что-то большее. Твоя очередь.
— Предлагаю чуть понизить температуру. У тебя есть братья или сестры?
— Двоюродный брат есть.
— Старший?
— Младший.
— Общаетесь?
— Ну так… По мере необходимости. У него возраст такой, что приходится прикладывать недюжинные усилия, чтобы не орать матом и чтобы до рукоприкладства не доходило.
— Ах, так вот откуда такая нелюбовь к подросткам?
— Видимо.
— Сильно достает?
— Бывает. Но я сдерживаюсь, потому что я старше и умнее. По крайней мере, мне так мама говорит.
— Завидую твоей выдержке. Мы с сестрой если ссоримся, то не уступает никто, хотя она всего на 2 года меня старше.
— В этом все и дело. Женщины и подростки готовы нажать на красную кнопку без раздумий о последствиях. Приходится быть политиком и с теми и с другими.
— Зато есть умные мужчины, которые все это регулируют, очень органично выходит, разве нет?
— Да, и никто не в накладе, кроме умных мужчин.
— Ну не всегда же! И потом, это же легче, женщина еще и дурой себя чувствует и думает в этот момент «какой он классный!», а если не в этот момент, то позже, когда мозг включится, другой вопрос, что не признается никогда.
— Или начинает воспринимать как правило, что если руки в боки, то мужик стушуется и прогнется. Поэтому каждый пятый раз умный мужчина должен шарахнуть кулаком об стол и напомнить, кто тут заправляет.