— Ох, черт. Так это я во всем виновата?
— Нет, я не это имел в виду.
— Стас, давай перенесем этот разговор?
— Хорошо, я просто хотел чтобы ты знала… — говорю я и не знаю чем продолжить.
Собираясь с мыслями, опускаю взгляд.
— Я…
На глаза мне попадаются ботинки. Стоят в прихожей, перед входом в комнату. Из коричневой состаренной кожи. Прошитые светлыми нитками. С каймой у подошвы.
Я бесцеремонно отодвигаю Настю в сторону и прохожу. Она пытается меня остановить, но я легко отстраняюсь. В как всегда чистой и светлой Настиной комнате сидит Макс, с беззаботным видом листая журнал.
— Здоров. — приветствует он меня, поднимаясь с кресла. Вид у него неряшливый.
— Привет. Какими судьбами?
— Зашел поболтать. Вы, ребята, поссорились что ли вчера?
— Это ты мне скажи.
— В смысле? — Макс старательно хмурит брови.
Я поворачиваюсь к Насте.
— Мы поссорились вчера?
Настя молчит. Я окидываю взглядом комнату, затем внимательно смотрю Максу в глаза.
— Надеюсь, оно того стоило.
— Ты о чем?
— Вы забыли заправить кровать.
Макс смотрит на разобранную постель с мятыми простынями, затем переводит взгляд на меня. И с этим взглядом испаряются мои последние сомнения.
Я разворачиваюсь и выхожу из комнаты.
15
Рано утром я застаю Биню за рабочим столом.
— Виктор Николаевич, я бы хотел получить расчет. — кладу перед ним лист бумаги.
Бегло прочитав заявление, Биня поднимает на меня взгляд.
— Ты хочешь уйти сегодня?
— Да, желательно, до начала рабочего дня.
— Вы что, сговорились что ли? — резко спрашивает Биня. — Сегодня я тебя не могу отпустить, Стас, Егора не хватит на всех.
— А Максим?
— Он заболел.
— Понятно.
— С завтрашнего дня будем думать, а пока переодевайся и к Егору в сто шестой.
Переодевшись, я захожу в секционную, на столах два трупа, здоровяк с кашей вместо головы и «гуттаперчевый», труп, больше похожий на местами порванный мешок с потрохами и осколками костей. Скорее всего, автотравма.
— Бросился под машину, — говорит Егор, проследив за моим взглядом. — боюсь даже начинать.
— А второй?
— Забили до смерти куском арматуры. Нашли недалеко от Витебского, похоже, местный бомж.
Переводя взгляд с одного на другого, я чувствую, что что-то в облике здорового не дает мне покоя. Не смотря на многократно проломленный череп, лицо трупа осталось практически нетронутым. Глаза частично открыты. Неровная щетина проступает под слоем запекшейся крови и грязи. Внезапно перед глазами вспыхивают картины — нож, глаза, синяк, щетина, руки… руки! Я быстро подхожу к трупу и смотрю на правое запястье. Пять точек, между большим и указательным пальцами.
— Итак, который суицидент? — в секционную заходит Биня, натягивая на ходу перчатки.
— Этот. — Егор указывает рукой на «гуттаперчевого».
— Подробнее, пожалуйста.
— Сбит машиной…
— Я вижу, что не отравился. Подробнее, Егор, подробнее. Полный доклад, с деталями вскрытия.
— Я еще не начинал…
— Плохо, Егор. — говорит Биня и останавливается возле мешка с костями. — Вот она, загадка. Эрих Фромм в своей работе «Бегство от свободы» показывает, насколько извращенное общество опасно для индивида, и утверждает, что как только интеллекту бывает оставлена свобода выражать себя так, как он хочет, он изо всех сил старается найти самый легкий способ стереть себя с лица Земли. Мир абсурден, честное слово. Согласно исследованиям американских суицидологов, каждое сообщение в СМИ о самоубийстве убивает в среднем еще пятьдесят восемь человек. Одно осознание того, что какой-нибудь пэтэушник из Барнаула, повредившийся головой от неразделенной любви, может запросто утащить с собой в могилу твое дорогое чадо, заставит несколько раз подумать, а заводить ли детей вообще в этом сумасшедшем водовороте.
— Возможно, решение будет более простым, если не знать таких вещей. — говорит Егор. — «Незнание — сила».
— О, да ты делаешь успехи, мой дорогой. Так держать. — он кивает в сторону трупов… — Не затягивайте с ними, долго не пролежат. — …и выходит из секционной.
— Пойду отолью. — бросает Егор и идет вслед за Биней.
Я вновь подхожу к здоровяку и всматриваюсь в лицо. Никаких сомнений. Наклоняюсь и смотрю в полуприкрытые глаза. Жизни в них примерно столько же, сколько и в тот вечер.
— Как ощущения? — я смотрю в них и ловлю себя на том, что безумно хочу схватить что-нибудь тяжелое и раскрошить башку ублюдку, а затем все остальное в комнате.