— Ты похудел. — говорит мама. — Замечательно выглядишь.
— Спасибо.
— Чего не ешь? Не понравилось?
— Понравилось. Наелся.
— Не похоже на тебя.
— Свет, не приставай, — одергивает ее отец, — парень говорит, что наелся.
— Уже и поприставать нельзя! Я его столько не видела.
— Успеешь еще. Пойдем, побеседуем чутка. — говорит отец. — Cкоро вернемся.
Мы выходим на террасу и садимся за свободный столик. Вечер выдался прохладный, отчего здесь гораздо свежее и свободнее. Отец ставит прихваченный с собой бокал и смотрит на меня.
— Ну, рассказывай. Как поживаешь?
— Нормально.
— Уверен?
Я вздыхаю.
— Нет.
— Почему?
— Не знаю…
Я смотрю на него, раздумывая, что еще можно к этому добавить, но мыслей никаких. Я и правда не знаю. Я вообще мало что знаю…
Некоторое время мы просто сидим и смотрим друг на друга.
— Ладно, если не хочешь рассказывать, я у тебя кое-что спрошу.
Он не спускает с меня глаз, но взгляд его вовсе не испытующий. Он теплый, спокойный и… ласковый…
— Не надо спрашивать, пап. — говорю я, опуская глаза. — Я все понял. Я нагрубил тебе в тот вечер. Извини. Я растоптал твои надежды, не задумываясь о том, насколько это важно для тебя. Но, пойми, не из-за злого умысла, просто…
Стас, — мягко перебивает отец. — Неужели ты думаешь я не вижу, что медицина — это не твое? Что преемственность для меня важнее, чем счастье собственного ребенка? Сын мой, ты появился на свет не для того, чтобы оправдывать мои ожидания, а чтобы прожить собственную жизнь. Так, как ты сам посчитаешь нужным.
Я смотрю на него в изумлении.
— Тогда… зачем было это все?
— Затем, что мир — это жестокое и опасное место и я не мог отправить тебя в него, не оторвав от сиськи. Вспомни себя полгода назад. Много ли ты знал о жизни? Много ли ты мог предложить обществу? Единственный способ взаимодействия с людьми, которым к середине третьего десятка ты овладел в совершенстве — это выражение лица, словно все кругом тебе должны. С таким подходом, дорогой мой, окружающая действительность очень скоро вытрет тобой задницу и выбросит на обочину к остальным непризнанным гениям.
— Но ты и представить себе не можешь, через что мне пришлось пройти! — я почти срываюсь на крик. Несколько голов поворачиваются в нашу сторону.
— Очень даже могу. — спокойно говорит отец. — Виктор Николаевич — мой старый приятель, так что я довольно подробно осведомлен о твоих успехах. Кстати, он был на моем дне рождения. То, что ты его не узнал, лишний раз доказывает, что единственный человек, которым ты был занят — это ты сам.
— Там было под сотню людей, откуда…
— Виктор Николаевич — человек, к которому я питаю глубокое уважение, он сидел за соседним столом. Более того, он произносил речь. — отец смотрит на меня выжидательно, мне нечего сказать, — Как бы там ни было, — продолжает он, — это уже не важно. Думаю, теперь я готов тебя отпустить. Не могу сказать, что не буду переживать совсем, но теперь, по крайней мере, буду переживать меньше.
Я продолжаю молча смотреть на него, пытаясь сообразить что происходит.
— Мы посоветовались с матерью, и, в общем, желаем тебе хорошо съездить к подруге. — папа достает из внутреннего кармана пиджака конверт и кладет его передо мной.
В недрах банкетного зала начинает играть «Lilac Wine» Джеффа Бакли, мужчины приглашают женщин на медленный танец. Отец поднимается с места, легко хлопает меня по плечу и идет к столу, за которым сидит мама.
Говорят, человек в течении жизни в среднем три раза полностью переосмысляет ценности.
Я открываю конверт — авиабилет с открытой датой и пластиковая карта.
«Представьте, будто вы неожиданно осознали, что самые важные для вас люди, места и события не исчезли, не умерли, а гораздо хуже — их никогда не было».
«Весь мир сосредоточен в твоей голове…»
Макс, Биня, Настя, Флора…
«I lost myself on the cool damp night». Отлично сказано.