Ответ барона, казалось, состоял из «Отче наш», Люси и Пол слышали только его тихое бормотание.
— Аминь! — сказал гость со вздохом. — Это и есть ваш последний ответ в этом деле?
— Вы — дьявол во плоти! — сказал барон. — Немедленно покиньте мою карету и не показывайтесь мне больше на глаза.
— Как пожелаете. Но есть еще один пустяк. Я раньше не рассказывал, чтобы не волновать вас понапрасну, но на вашей могильной плите, которую я видел собственными глазами, стоит 14 мая 1602 года как дата вашей смерти.
— Но это же… — сказал барон.
— … сегодня, правильно. И до полуночи осталось совсем немного.
Было слышно только тяжелое дыхание барона.
— Что он сейчас делает? — прошептала Люси.
— Он нарушает собственные законы. — Затылок Пола покрылся гусиной кожей. — Он говорит о…
Он прервался, поскольку в его животе возникло знакомое ощущение.
— Мой кучер сейчас вернется, — сказал барон, и в его голосе прозвучал откровенный страх.
— Я уверен в этом, — ответил гость скучно. — Поэтому я поспешу.
Люси положила руку на живот: «Пол!»
— Я знаю, у меня тоже. Черт возьми… Нам нужно бежать, если мы не хотим упасть в реку.
Он схватил ее за руку и потянул вперед, стараясь не поворачиваться лицом к окошку кареты.
«Вероятно, вы умерли на родине от последствий очень неприятной инфлюэнцы, — слышали они голос гостя, когда пробирались мимо кареты. — Но мои посещения, последствием которых стало ваше сегодняшнее пребывание в Лондоне, при том в отменном здоровье, значительно нарушили равновесие. Я человек корректный и поэтому чувствую себя обязанным немного помочь смерти».
Хотя Пол был занят своими ощущениями в животе и расчетом количества метров, оставшихся до берега, значение этих слов просочилось в его сознание и он резко остановился.
Люси толкнула его в бок.
— Беги! — шикнула она, сама начиная бежать. — У нас всего несколько секунд.
С подгибающимися коленями он тоже начал двигаться в сторону берега, и пока он бежал и берег постепенно размывался перед глазами, из кареты послышался страшный, пусть и сдавленный, крик, вслед за которым последовал возглас «Дьявол!» и затем воцарилась смертельная тишина.
~~~
Люси и Пол были сегодня отправлены в 1948 год для элапсирования. По возвращении в девятнадцать часов они оказались в розовых кустах перед окном Зала Дракона, в насквозь промокшей одежде 17-го века. Они выглядели напуганными, путано говорили, поэтому я вопреки их просьбам уведомил лорда Монтроуза и Фалька де Вилльера.
Однако нашлось очень простое объяснение. Лорд Монтроуз вспомнил о костюмированном празднике, состоявшемся в 1948 году в саду, во время которого некоторые гости, в том числе Люси и Пол, после употребления слишком большого количества алкоголя оказались в пруду с золотыми рыбками.
Лорд Монтроуз перенял ответственность за случившееся полностью и обещал восстановить оба погибших экземпляра роз: «Фердинанд Пикар» и «Миссис Джон Лэйнг».
Люси и Пол были строго предупреждены о недопустимости употребления алкоголя в будущем, вне зависимости от эпохи.
Глава первая
— Эй-эй! Вы же в церкви! Здесь не целуются!
Я испуганно открыла глаза и отпрянула, ожидая увидеть старомодного священника в развевающейся сутане и с возмущенным выражением лица, спешащего к нам и готового обрушить на наши головы нравоучительную проповедь. Но тот, кто помешал нашему поцелую, был не священником. Он вообще не был человеком. Он был небольшой горгульей, сидевшей на церковной скамье рядом с исповедальней и смотревшей на меня так же озадаченно, как и я на него.
Хотя озадачить меня было сложно. Мое состояние нельзя было назвать только «озадаченностью». Если совсем честно, то мой разум отказывался работать.
Всё началось с этого поцелуя. Гидеон де Вилльер поцеловал меня — Гвендолин Шеферд.
Конечно, стоило себя спросить, откуда у него вдруг взялась эта идея — в исповедальне какой-то церкви где-то в Белгравии в 1912 году — сразу после того, как нам с большим трудом удался побег со многими препятствиями, из которых мое длинное, узкое платье со смешным матросским воротничком было не самым сложным.