Раздался едва уловимый шелест. Он вышел. А Чимин прикрыл глаза, вспомнив хладный труп из своего видения. Выступившие вены на глазах, кожа, белее мела, и ужасающая кровавая рана в груди — всё это ждало его буквально через несколько минут. А потом прийдут и за ним.
Юнги был таким противным, честно. Постоянно указывал, что и как ему делать, то хамил, то становился белым и пушистым. Раздражающий, успевающий настроить то ли за, то ли против себя, а ещё постоянно обзывающийся этим своим «птенчиком». Их знакомство длилось меньше суток, но он уже хотел придушить его подушкой.
Да. Вот в чём всё дело. Когда-нибудь взять и прибить Юнги — его прерогатива, в конце концов, им ещё столько пахать на благо ложи, желание появится точно, и ещё не раз, и он не позволит каким-то чувакам в ублюдских костюмах сделать всю работу за него. Ничтоже сумняшеся, Чимин подобрал подол своего ханбока и то ли от отваги, то ли от слабоумия всё-таки спрыгнул на траву, максимально бесшумно протиснувшись через небольшое окно.
Стараясь всё так же тихо подобраться к святой троице, устроившей боевой перфоманс посреди бела дня, он оглянулся в поисках достойного оружия, справедливо полагая, что голыми руками он, разве что, доведёт противника до истерического смеха. Подойдя к кучеру, он без труда подвинул его тело слегка к себе, чтобы достать меч, больше похожий на небольшой нож, прицепленный к его правому боку, после чего еле удержался от вопля, исполненного ужасом.
Очевидно, пуля попала не в тело, а прямёхонько в лицо мужчины: от него остались лишь кровавые ошмётки, да жалкие уцелевшие куски кожи с «не пострадавшей» стороны — так как он лежал практически лицом вниз, рассмотреть это до сих пор не представлялось возможным. Один глаз ощутимо свисал, выпав из глазницы; стоит ли хвастаться учителю биологии, что он увидел строение глаза вживую и изнутри? Лучше бы пошёл к убитому Юнги мужчине, честное слово.
Однако, отступать было поздно: глубоко вздохнув и прикусив губу, Чимин, кружа со своей стороны экипажа, подобрался к злополучным кустам: тайный противник уже приближался к спине Юнги. Что же, пан или пропал.
Издав нечленораздельный крик, Чимин бросился на не ожидавшего такого триумфального выхода мужчину, ни на что особо не надеясь, практически вслепую вонзая недо-меч куда-то меж лопаток. Отвлекающий манёвр сработал на ура: один соперник повержен колотым ранением, второго Юнги, воспользовавшись моментом, пригвоздил лезвием к земле, и только третий оказался самым умным, решив умереть сразу же, ещё до появления Чимина.
— Чимин! Что ты, блять…
Да неужели? У модели Мин Юнги есть надстройка на мат? Неплохое очеловечивание, но Чимин уже наградил его званием кривого косого робота.
— Тебя бы убили! — воскликнул он, впрочем, быстро тушуясь и, словно оправдываясь, добавляя: — А меня — сразу после тебя, так что нарушить инструкции было решением, подразумевающим мою выгоду во всех случаях!
— Инструкции нужны не для того, чтобы их нарушать, — отозвался Юнги, и Чимин почувствовал нестерпимое желание проткнуть его-таки шпагой. — Но всё равно спасибо за то, что спас мою задницу. Кстати, по возвращению в ложу нас ждёт долгий разговор о твоих видениях, в котором мне, наверное, придётся искренне извиниться за оказанное недоверие. А теперь к тебе, — за секунду заледеневший взгляд направился к трижды поменявшему цвет кожи от волнения и страха пленному. — Кто вас прислал?
— Господин, пожалуйста, не убивайте меня, я…
— Ещё раз. Кто. Вас. Прислал?
Чимин почувствовал, как по телу пробежалась целая орда мурашек: для 19-летнего парня в Юнги было слишком много льда. За менее чем сутки альфа демонстрировал самые разные эмоции, но ещё никогда не был таким… таким бесчувственным, таким айсбергом. Таким не собой.
— Я не могу вам сказать! — надрывался истекающий кровью мужчина.
— Что же, — Юнги кровожадно улыбнулся, заставляя омегу ощутимо вздрогнуть. — Тогда мы просто бросим тебя умирать, и когда ты захочешь сознаться, будет слишком поздно. Пойдём, Чимин, тут нам делать нечего.
До боли выпучив глаза, омега отчаянно всмотрелся в лицо альфы, пытаясь найти там хоть что-то человеческое. Нашёл. По искрам в глазах можно было легко понять, что он блефовал, и никуда они не уйдут, пока не узнают правду, но на пленного, одурманенного своим страхом, эта уловка подействовала, как наживка на рыбу.
— Это была госпожа Хираи, это была она! Пожалуйста, господин, отпустите мен…
Последнему слову так и не суждено было прозвучать до конца: одним отточенным движением Юнги вырвал свой меч из руки пострадавшего мужчины, но прежде, чем тот успел порадоваться своему освобождению, а Чимин — облегчённо выдохнуть, как меч с новой силой вонзился уже в грудную клетку нападавшего.
Чимин издал задушенный крик. Юнги только что убил человека, фактически не представлявшего никакой угрозы, а он сам недавно сделал то же самое, конечно, во благо спасения их обоих, но всё же.
Адреналин схлынул, и картинка как будто приобрела намного больше звуков и красок: предсмертный хрип их пленника, ледяной взгляд Юнги и кровь. Кровь была повсюду, начиная от окропившейся ею травы, и заканчивая их ханбоками, пострадавшими от развернувшейся потасовки. Чимин перевёл затуманенный взгляд на альфу, который поочерёдно проверял пульс у мужчин, и без того не подающих особых признаков жизни.
В приступе животного страха схватившись за лицо, омега вновь истошно закричал: руки были перепачканы, и тоже кровью, а на щеках теперь также присутствовал красноватый след. Чувствуя, как его неудержимо трясло на месте, поддаваясь внезапному головокружению и накатившей тошноте, Чимин почувствовал, как земля начала уходить из-под ног, и с радостью отдался этому порыву, как будто надеясь, что сиюминутный обморок поможет вытравить воспоминания об этой ужасной ночи из головы.
***
Увы и ах, это был не толчок в настоящее: в чувство его привёл всё тот же Юнги, всё на той же дороге и всё в том же году. Сознание потихоньку прояснилось, но стоило только кинуть взгляд на искорёженный труп, лежащий аккурат рядышком с ним, как унявшаяся было тошнота подкатила к горлу с новой силой. Юнги сдавленно выругался, а Чимин, будь его положение менее плачевным, непременно съязвил бы что-то в духе: «А я всё расскажу дядечке Джиёну!»
Однако развить эту шутку не было ни времени, ни сил; Юнги, осторожно закинув на свои плечи ослабшие конечности, услужливо помог ему дойти до ближайших кустов — по иронии, тех самых, в которых произошло столько ключевых поворотов их локального сражения. Конечно, из чистой вредности у омеги была мысль окончательно испортить ханбок альфы, но при одной мысли о кровавых разводах тело само склонилось вниз, и все беспокойства и треволнения этого дня вылились наружу в самом что ни на есть неприятном и прямом смысле этого слова.
Его тошнило, наверное, минуты две, и в первые секунды он почувствовал чужие руки на своей голове. Выворачивающиеся внутренности мешали ехидничать: надо же, Юнги держал его парик, пока он безостановочно трясся, издавая не самые благозвучные хрипы. Романтика путешествий во времени, ёб вашу мать. А он-то, ещё когда все думали на Джэхёна, представлял, как тот вальсирует в освещённой зале с корейскими аристократами, делится секретами с придворными, умело орудует мечом, но делает это не с элементом отчаяния для того, чтобы потом опустошать желудок в компании бесячего Мин Юнги.
Наконец-то, ему стало легче. Ну, или в желудке просто закончились непереваренные остатки пищи. Так или иначе, Юнги, почувствовав слабость в до этого очищавшемся организме, тут же оттащил его куда-то вглубь небольшого леса, поросшего вдоль дороги, после чего всучил откуда-то раздобытую флягу с водой. Удивительно, но с её помощью Чимин успел не только освежиться, но и кое-как умыть посеревшее от недомогания лицо.
— Птенчик? — Юнги потрепал его по окончательно уничтоженному парику, после чего Чимин, не выдержав, просто содрал его с головы к чертям собачьим. — Всё хорошо?