В зале обнаружились и остальные обитатели дома: Чонгук действительно разделывал хорошо прожаренное мясо, разрезая его на практически симметричные куски, Тэхён укладывал овощи крупными долями, а Намджун смешивал какие-то травы, приговаривая что-то о «лучших приправах по рецепту прабабушки». Глядя на эту картину, омега невольно умилился: насколько же тёплыми и добрыми были взаимоотношения у четырёх путешественников в отличие от тех же хранителей, которые и минуту не могли усидеть без того, чтобы не поругаться по какому бы то ни было поводу.
— О, Чимин! Ты вернулся и… гхм, привёл гостя из будущего? — осведомился Джун, отрываясь от готовки и разворачиваясь в их сторону.
— Да. Мы не договорили в прошлый раз, так что вопрос о необходимости повторной встречи даже не стоял.
— Что ж, вы практически идеально вычислили время: с твоего визита для нас прошло буквально две недели. Прошу, присаживайтесь, еда почти готова.
Чимин с Юнги порывались завести разговор об интересующей их теме, однако Намджун нещадно обрубал любые попытки, настаивая на том, что «сначала еда, а потом уже дела мировой важности». Скрепя сердце, но путешественники были вынуждены принять условия хозяина дома, хотя пусть даже минута ожидания в шаге от разгадки теперь казалась кощунственной и непозволительной.
— Как твои дела, Чимин? — улыбнулся Чанёль, с какой-то необъяснимой тоской наблюдая за тем, как они с Юнги пытались незаметно взяться за руки под столом. — Мне кажется, что всё просто отлично.
— Определённо, — Чимин улыбнулся в ответ, и необъяснимая тоска омеги постепенно исчезла из его взгляда, сдаваясь под напором чужого счастья.
— Ты не представляешь, как я рад это слышать.
— Кхм, — прервал установившуюся на пару секунд тишину Чонгук. — Кажется, мясо готово.
… Спустя полчаса, проведённых за ничем не обязывающими разговорами на отвлечённые темы, а также примерно две пиалы с ароматным травяным чаем для каждого, все поняли, что оттягивать разговор на неприятную тему и дальше становилось невозможным.
— Есть одна история о Хосоке, которую вы должны узнать, — в конце концов взял на себя инициативу Намджун. — Она касается нескольких девушек из далёкого, далёкого даже по нашим меркам прошлого. Понимаете ли, во времена Говарда среди членов тайных и, предположительно, оккультных сообществ существовало поверье, будто определённые ритуалы, замешанные на человеческой крови и жертве, способны даровать человеку бессмертие. По совершенно понятным причинам Хосок заинтересовался ими: у нас сохранились письма, написанные его рукой на имя главы этого… гм, ордена. Чанёль пытался рассказать об этом хранителям своего и другого времени, но они не захотели и слушать о согрешениях их святого Говарда. В годах эдак 1000-ых по Корее прокатилась волна убийств молодых девушек, которых то ли разрезали, то ли пытали, но во всех случаях обескровливали, и никто не мог понять, что являлось лейтмотивом для подобных преступлений. Опять же, проанализировав имеющиеся у нас материалы, — да, Юнги, ты сможешь их пощупать, посмотреть и даже забрать с собой, вижу по твоему взгляду, что хочется, — мы пришли к выводу, что это дело рук Хосока. Места его путешествий по стране подозрительно совпали с местами, где совершались убийства, и это объясняет, почему убийцу никто не смог поймать. Впрочем, желаемого эффекта Хосок не добился: немного подумав, мы пришли к выводу, что он доподлинно не знал, как именно работает механизм жертвоприношения, и какие жертвы для этого нужны.
Юнги продолжил сверлить Намджуна глазами, приобретшими щенячье выражение. Чимин мысленно сделал пометку о слабости альфы, до этого ему неизвестной: помимо, как он надеялся, его самого, в этот список, по всей видимости, входили тайны, расследования и древние бумажки.
— Да вот они, вот твои письма, — фыркнул Тэхён, во время рассказа успевший сбегать куда-то вглубь дома и принести искомые артефакты.
Юнги выглядел осчастливленным, будто ребёнок, который выклянчил себе киндер сюрприз в магазине. И Чимин бы умилился, но Намджун вновь подал голос, и то, что он сказал, повергло путешественников из будущего в шок.
— Понимаете ли, все искания Говарда происходили на заре ложи, когда сама ложа состояла дай Бог из двух камушков и палки посередине. Опять-таки, методом подбора наиболее вероятных версий у нас появилась теория… Словом, мы предполагаем, что эта ложа была создана не просто так, и не просто так граф носился с идеей объединения всех путешественников в хронографе.
— Чёрт бы меня побрал… — пробормотал Юнги, по такому случаю оторвавшийся от своей драгоценной макулатуры.
Чимин кинул на него вопросительный взгляд, на что Юнги, без слов понявший чужое замешательство, покорно пояснил:
— Хронограф. В нём хранится кровь всех путешественников, и работает он на крови.
— То есть, — Чимин шокировано распахнул глаза, — ты хочешь сказать, что все эти пляски с хронографом были нужны для того, чтобы скрафтить нашу кровь и сварить что-то наподобие философского камня?!
Чимину сделалось дурно, и если сначала он списал это на осознание чудовищной подлости Говарда, а потом и вовсе на приближающееся время обратной элапсации, то когда в глазах потемнело, а сознание затянуло в вихрь из картинок и образов, он с обречённой ясностью понял, что к чему.
Лучше бы уж это была элапсация.
***
Чимин стоял в комнате, смутно напоминающей о чём-то невыразимо тёплом и далёком. Атмосфера была, как при встрече старого друга, с которым вы не общались несколько лет, а теперь выкроили время для того, чтобы попить чай и освежить в памяти невыносимо чуждые, но такие родные в то же время воспоминания…
«Это твоя детская», — подсказали откуда-то с самой периферии сознания.
В комнате сидел моложавый омега: светлые волосы едва доходили до плеч, иные же детали его внешности были скрыты в виду того, что он мерно раскачивался в кресле-качалке спиной к Чимину.
«Посмотри ему в глаза», — шептал всё тот же внутренний голос, и Чимин послушно, как заворожённый, направился в сторону так же смутно знакомого мужчины.
Обойдя кресло с левой стороны, Чимин несказанно удивился: перед ним предстал Чанёль, выглядящий чуть моложе себя настоящего, но в целом вполне узнаваемый из-за всё тех же эльфийских ушей и общего контура лица. Но удивительным был не столько он сам, сколько свёрток с ребёнком, покоившийся в его руках.
Младенец казался умиротворённым, уже какое-то время погружённым в сон, однако Чанёль продолжал механически покачивать его, периодически легонько поглаживая и чуть вымученно улыбаясь. Чимин с минуту полюбовался на эту картину, вскользь отмечая, что из Чанёля бы вышел отличный родитель. Сразу же после этой мысли накатившее подозрение прострелило сознание с нечеловеческой точностью: что Чанёль делал в его детской, да ещё и с каким-то ребёнком, о котором ни разу не упоминал?!
— Чимин-а, ты вырастешь самой красивой омегой, знаешь? — внезапно подал голос старший, и Чимин аж подпрыгнул от неожиданности, ибо всё это время думал, что картинка укачивающего ребёнка Чанёля так и останется безмолвной.
«Погодите-ка… Чимин-а»?! — жгучее подозрение прорастало в нём всё сильнее, а к горлу подкатило нестерпимое чувство тошноты.
Итак, Чанёль сидел с ним в детской после самого его рождения, но что произошло потом? Почему он перестал появляться в его жизни до сего момента, и почему появился в ней вообще? Чимин присел на мягкий пуфик напротив, надеясь, что ответы на эти вопросы найдутся сами собой в ходе видения.
— Чанёль, тебе пора уходить, — в комнату без стука ворвалась другая омега, которая, завидев сладко посапывающего ребёнка, мгновенно затихла и перешла на шёпот. — Они уже близко, не знаю, сколько Джису сможет вешать лапшу на уши хранителям и Сане с мамой.
— Да, сейчас, дай мне ещё пятнадцать секунд.
Вторая омега понимающе кивнула, и Чимин выпучил глаза ещё сильнее, опознав в ней своего папу, Бэкхёна, но на шестнадцать лет моложе его настоящего.