— Laesa etiam repugnat ovis*. Снова — какая ирония, — пробормотал Юнги последнюю часть фразы, и их пропустили.
Зал встретил их обилием огней и роскошным убранством. Шторы из невероятно дорогого материала, наверняка расшитые вручную, мраморные полы и расписной потолок. В центре зала кружились в церемониальных танцах пары: некоторые из них состояли из женщин-омег и мужчин-альф, некоторые — из мужчин-омег. Все они были одеты в такие же роскошные вонсамы, как бы отдавая дань традициям. Во времена Говарда, вроде, такие одежды уже не носили, но на суаре по типу таких использовали для пущего лоска.
Чимин глубоко поклонился всем, кто встретился ему на пути, и проследовал на поклон к Хосоку, к которому как к хозяину вечера они обязаны были подойти в рамках приличий. Стоило лишь взглянуть ему в глаза, чтобы понять: он знает, что это время его протеже потратили не на зазубривание положений хранителей и правил по использованию хронографа. Отвесив альфе по уважительному поклону (ровно 130 градусов, Чимин измерял рулеткой!), они почтительно застыли перед ним после дежурных фраз о том, как рады присутствовать при столь грандиозном сборище.
— Ах, дети мои, я думаю, что вам обоим есть, что рассказать мне, как и мне есть, что рассказать вам. Прошло столько времени с нашей последней встречи, право, как досадно… Но думаю, что сердечные беседы не пристало вести при шуме оркестра и грохоте музыкальных инструментов. Юнги-щи, пожалуйста, не откажите в просьбе моей милой подруге, которая давным-давно жаждала услышать вашу игру на скрипке, а я пока обсужу с Чимином то, что хотел ещё давно. Прошу, милое создание, пройдём в мою лабораторию.
Обменявшись с Юнги искромётными взглядами, они покорно кивнули, разойдясь в разные стороны из ложи, в которой возвышался Говард, наблюдая за происходящим весельем внизу. Умело огибая парочки, то ли танцующие, то ли флиртующие между собой, Чимин следовал за Хосоком, незаметно скрестив пальцы и понимая, что их игра близится к логическому завершению, а её итог будет зависеть лишь от его везучести и того, насколько верно они истолковали свои и чужие козыри в рукаве.
— Мальчик мой, — начал Хосок, стоило двери лаборатории захлопнуться за их спинами. — Или, точнее сказать, сын? Ты знаешь, ну оно и верно: если бы не знал, я бы разочаровался в умственных способностях своего чада, впрочем, как и в его любопытстве. Итак, моё дитя… — Хосок ещё раз осмотрел его, и Чимину показалось, что на долю секунды в его взгляде мелькнуло что-то, отдалённо похожее на сожаление. — Как удивительно видеть взрослую омегу в самом расцвете и сознавать, что он когда-то был твоим семенем.
— К чему всё это? — вздёрнул бровь Чимин, напоминая себе, что на данном этапе ему следовало просто сохранять спокойствие и не забывать дышать размеренно и ровно.
— Неужели ты не понимаешь? Ох, или тянешь время, потому что, несомненно, вы со своим папой уже придумали план по моему умерщвлению? Да-да, милое дитя, я догадывался, что рано или поздно и он захочет увидеть своего ребёнка, да и то, что он непременно найдёт способ это сделать, было понятно тоже. Признаться, мне даже немного жаль, что нам не удастся поговорить на отвлечённые темы. Хотелось бы посмотреть, каким вырос мой сын, узнать твою личность, но… Мда, пожалуй, на это у нас слишком мало времени.
С этими словами Хосок, досадливо цокнув, достал из секретера небольшую склянку, осторожно водрузив её на стол.
— Что это? — уточнил Чимин, стараясь сохранять ровный тон и не выдавать своего волнения.
— Это сакситоксин. Добывается из моллюсков, пойманных на Аляске, так что цена нахождения этой колбочки здесь очень и очень высока. Механизм действия довольно прост: блокада потенциал-зависимых натриевых каналов нервных волокон, которая, в свою очередь, блокирует проведение нервных импульсов и вызывает параличи мышц, в частности, дыхательной мускулатуры. Смерть наступает в течении нескольких секунд, так что, не волнуйся, ты даже не почувствуешь, как твоя сердечная мышца, не справившись с нагрузкой, просто… остановится. Конечно, я не могу убить тебя мечом, сбросить с крыши или сделать что-либо ещё столь же простое, но ты… Ты можешь сделать это сам.
— … Иначе что? — задал закономерный вопрос Чимин.
— Иначе твой милый друг умрёт, — отрезал Хосок с невинной улыбкой на лице. — Прямо сейчас мои люди оцепили зал: вы не заметили этого, да и не должны были, потому что они умеют прятаться. Конечно, ты можешь предположить, что я блефую, но достаточно будет одной маленькой демонстрации, чтобы рассеять все сомнения. Итак, нам нужно притаскивать сюда Юнги с клинком у шеи, или ты сам проглотишь парочку кристалликов, облегчив тем самым мою, да и его жизнь?
Чимин только набрал воздух в лёгкие, чтобы что-то сказать, но в этот момент их уединение было вероломно прервано. Омега медленно обернулся к двери, ожидая увидеть что угодно, вплоть до обещанной картины Юнги с кинжалом у шеи, но вломившиеся в лабораторию люди вызвали у обоих путешественников крайнюю степень недоумения.
Это было несколько человек под предводительством японки — о национальной принадлежности свидетельствовал специфический разрез глаз. Аккуратно собранные чёрные волосы, подчёркивающие неестественную белизну кожи, придавали ей внешнего сходства с вампиром, а то и ведьмой, и Чимин ещё не представлял, насколько был прав в своих ассоциациях.
— Хираи Момо, — выплюнул Хосок, разочарованно откладывая склянку, которую было собирался протянуть Чимину.
— Я здесь, чтобы убить тебя, демон, — искривила губы в усмешке женщина и обнажила катану.
- - -
* — Вонсам — платье с длинными рукавами, которое носили знатные корейцы, короли и придворные
* — Сунджон (кор. 순종) — второй и последний император Корейской империи (1907—1910), четвёртый сын императора Коджона.
* — Laesa etiam repugnat ovis (лат.) —
Даже овца, если у неё лопнет терпение, оказывает сопротивление.
========== Глава 18 - Хризолит ==========
Ах, как меня раздражает клан Хираи вкупе с их настойчивыми идеями об убиении целой ветви путешественников, но меня — в первую очередь. И всё это из-за чего? Жалкая ошибка в лице той девчонки, мой неудавшийся эксперимент. Знал бы, выбрал кого-нибудь не из сумасшедших япошек. А, впрочем, плевать. На кону моё будущее бессмертие, и если для этого потребуется расчленить хоть бы Мать Терезу, я сделаю и это.
P. S. В моих руках оказалась интересная информация. Очень интересная информация. Один старый друг, должный мне с некоторых пор, донёс, что у меня, оказывается, есть сын. Итак, юный Ёль-таки не избавился от плода. Глупое, наивное дитя. Но мне же лучше: кажется, я наконец-то нашёл нужный рецепт…
Из личного дневника Говарда Чон Хосока Сен-Виленского, запись, датированная 1856-ым годом
***
— Моморин, чего ты пытаешься этим добиться? — насмешливо вздёрнул бровь Хосок, перебрасывая склянку с ядом в руки Чимина и жестом приказывая ему отойти в сторону.
В памяти омеги всплыла короткая справка Юнги, благодаря которой у него получилось худо-бедно идентифицировать новое лицо на арене. Итак, Моморин? Так вот как выглядела чокнутая фанатичка, которая чуть не убила их на обратном пути после первого визита к Сен-Виленскому. И в самом деле, если приглядеться, то можно было заметить пляшущих в зрачках напротив бесят. Ядовитая улыбка, больше походившая на оскал, растрёпанная укладка — всё это говорило о том, что женщина перед ними не совсем в своём уме. Ну или просто забыла заглянуть к парикмахеру.
— Довольно разговоров, демон, — отрезала она, надвигаясь на Хосока с кинжалом в руке. — Ты слишком долго пудрил всем головы.
На этой ноте она пару раз махнула рукой и устремилась вперёд, делая резкий рывок. В этот же момент Хосок будто из ниоткуда вытащил клинок, практически идентичный тому, что покоился в руках местной инквизиторши, и началось… безумие. Иначе это хаотичное сражение назвать было и нельзя. Инстинкты подсказали Чимину нырнуть под стол, что он и сделал, успешно укрываясь от Момо, которую, казалось, интересовал исключительно Хосок, но не отвязываясь от тех, кого она привела с собой. Разумеется, буквально минута — и его бы выкурили из такого массивного, но ужасающе ненадёжного убежища, однако тут уже сыграл фактор удачи.