Очевидно, прибытие такой делегации не могло остаться незамеченным, а потому уже через пару секунд в комнату вломились те самые замаскированные люди Хосока, процессию которых возглавлял Юнги. И в самом деле: одетые как прислуга войны смотрелись в роскошной атмосфере зала до того органично, что поначалу и альфа, и омега приняли их за тех, в кого те так удачно переоделись. Вся жизнь — иллюзия обмана.
— Моморин, — приподнял бровь Юнги. — Ты заметно подряхлела с нашей прошлой встречи.
«Да что ж это такое, — мысленно ругнулся Чимин. — Как так вышло, что все знают эту дамочку, кроме меня?»
— Ох, какая удача, — фыркнула Момо, не отвлекаясь, впрочем, от основного противника. — Сразу три демона в одном месте, какой шанс истребить целую ветку вашего проклятого рода! Довольно болтать, вооружайтесь и сражайтесь со мной и моими людьми, как подобает, а не прячьтесь, подобно трусливым шавкам!
Юнги без лишних слов устремился к эпицентру сражения, перехватывая явно одолженную у кого-то шпагу. Бросив на Хосока взгляд, полный презрения, он, тем не менее, встал по правую сторону от своего сначала кумира, потом наставника, а затем — злейшего врага, ибо тот, кто хотел причинить вред Чимину, автоматически попадал в разряд людей, не достойных доверия и сострадания.
Чимин наблюдал за разворачивающейся баталией с ужасом и волнением; понятное дело, о себе ему беспокоиться не стоило, как и о сохранности собственной бессмертной тушки — как минимум, этот вопрос откладывался на неопределённый срок, пока неожиданная третья сила не повержена. Тем не менее, у Чимина всё ещё оставался Юнги, который, вроде как, бессмертным не являлся, а значит, вполне мог в пылу сражения напороться на чей-нибудь клинок и так и сгинуть здесь, в антисанитарии хоть и более опрятного, чем Средневековье, но просто свинарного по сравнению с благами их цивилизаций XIX-ого века.
— Сзади! И ещё справа! — направлял Чимин, следя за перемещениями людей Хираи: это было просто, учитывая тот факт, что у них у всех были характерные чёрные плащи, контрастирующие с белыми нарядами псевдо-прислуги.
Ему было интересно, когда же их соперники наконец-то заметят его существование и попытаются нанести удар, как самому беззащитному? Ответ не заставил себя долго ждать. Какой-то мужчина подбежал к омеге, резко дёргая его на себя, а тот, не будь дурак, ещё в процессе ухватил увесистый фолиант со стола Сен-Виленского, которым и огрел незадачливого альфу по башке.
Разумеется, с его бессмертием можно было, чисто теоретически, кидаться на амбразуру и выполнять роль классического пушечного мяса, но в памяти Чимина всё ещё были свежи воспоминания о первой его смерти, так и не состоявшейся в привычном понимании этого слова. Даже при условии последующего воскрешения — приятного мало, так что отправляться на тот свет, пусть и временно, истекая кровью на дурацком мраморе ему не хотелось от слова «совсем».
Придя к выводу, что за своё существование он поборется и с этими головорезами, и с собственным отцом, Чимин скосил взгляд на полки, на которых стояли ряды непонятных скляночек, и решил, что раз уж они все находятся в относительно небольшом для такой компании помещении, любая жидкость может быть использована по аналогии с коктейлем Молотова; конечно, вряд ли он что-то взорвёт и перехерачит, а в сосудах наверняка хранятся какие-нибудь средства от подагры и лекарства от геморроя, но даже осколки стекла могут нанести нехилый такой урон. Проблема заключалась лишь в том, что не одним только приспешникам Момо.
К счастью, громить непосильные труды непризнанного алхимика в лице неожиданно обретённого отца не пришлось. Один из людей Сен-Виленского заметил патовое положение омеги и одним рывком перескочил поближе к оному, отгоняя его себе за спину и распугивая потенциальных охотников за демонами. Чимин облегчённо выдохнул: играть в героя решительно не хотелось, с него хватит и того случая у кареты.
Он не никогда не признается в малодушной трусости и трепете, которые неизменно пробуждали в нём ночные кошмары раз, а то и два в неделю. Облик убитого им человека будоражил сознание даже при том, что он прекрасно понимал: не проткни его тогда сам, убиты были бы оба, и какая разница, что Чимин бы потом воскрес, если Юнги… Какой вообще в этом смысл без него?
Не считая абсолютно бесполезного на поле боя омеги, в комнату набились люди исключительно опытные и владеющие холодным оружием на уровне профессиональных фехтовальщиков. В связи с этим первый акт сражения протекал динамично, но безрезультатно для обоих сторон; все атаки отражались, а пляска мечей, кинжалов и шпаг завораживала наблюдателя, в роли которого выступал Чимин, но неимоверно утомляла дерущихся. Второй акт негласно стартовал тогда, когда ушлому слуге Хосока удалось загнать своего противника в угол, обманным манёвром пригвоздив его руку шпагой к стене. Кровь смотрелась на белоснежном ханбоке ужасающе, но в то же время до странного красиво и притягательно. Чимин поспешно отвернулся, а после и прикрыл уши, чтобы не слышать душераздирающий стон добиваемого охотника на демонов.
После этого схватка будто ускорилась: и без того активно орудовавшие кто чем дерущиеся взяли новую высоту, и лезвия уже даже не сверкали, а буквально искрились в руках опытных вояк, тёртых охотников и двух путешественников во времени. Чимин наблюдал за этим процессом, в который раз ловя ощущение нереальности происходящего. Мозг отказывался верить, что разворачивающиеся картины — не плод чьей-то больной фантазии, не выдумка и даже не сцена из исторической дорамы. На его глазах погибали люди — первая победа воодушевила команду «Хосок и компания», так что вслед за одним невезучим охотником последовал другой, удачей также не отличавшийся. Вроде бы, его даже пришиб Говард собственной персоной.
«Хоть что-то полезное от него, не считая своевременного донорства спермы», — ожесточённо подумал Чимин.
Казалось, исход битвы был предрешён: слуги Сен-Виленского оттесняли нападавших, выкашивая их с завидным постоянством и терпеливостью, а в рядах врага совершенно явственно проступала паника и плохо сдерживаемое взбешённой Хираи смирение с грядущим нокаутом. Забавно: такого слова наверняка ещё нет, а описать сложившуюся ситуацию по-иному было практически невозможно.
Омега уже задумался о том, как именно будет отклоняться от принятия злополучного яда, так и оставшегося у него где-то в недрах парадной одежды, когда случилось непредвиденное. Юнги взял на себя сразу двух противников, что казалось задачей непосильной для обычного человека, особенно учитывая высокий уровень соперников, но выполнимой для кого-то вроде его альфы. Тем не менее, в поле зрения омеги появился третий, неучтённый соперник. Проблема была в том, что его не увидел Юнги.
Хираи Момо, отчаявшись угнаться за шустрым не по годам Хосоком, решила переключиться на мишень попроще и подоступнее: её приспешники, заметив и приняв манёвр, делали всё для того, чтобы не дать альфе возможности повернуться и заметить угрозу. Чимин судорожно закусил губу, соображая, как ему следовало поступить.
— Юнги! — закричал он, однако в гуле сражения и в виду расстояния, разделявшего их, его крик остался не услышанным.
Меж тем, Момо подходила всё ближе. Чимин, глубоко вдохнув, вскочил со своего места и, продираясь через сражающихся людей, устремился прямиком к альфе, уже на ходу понимая, что даже если бы тот и слышал его крик, всё равно не смог бы повернуться пусть даже на секунду — его зарубили бы двое со спины. Момо уже заносила кинжал, собираясь проткнуть им кожу, сокрытую тканью, когда…
… Юнги наконец разделался и с первым, и со вторым противником. У него появилась непозволительная в битве роскошь — время, и он обернулся, чтобы оценить обстановку, мгновенно округляя глаза от открывшегося вида. Поражали сразу две вещи: первая из них — ненавистный Хосок, проблема с которым снималась с повестки актуальных. Его проткнули аж четырьмя ножами, прибив к стене на манер знаменитого распятия, а по подтёкам крови и характерному цвету кожи становилось понятно, что он мёртв. В голове мелькнула ироничная мысль о честности хранителей: в официальной версии ложи было сказано, что после этого суаре Хосок ещё неделю служил на благо ордена, а потом отошёл от дел и отправился в кругосветное путешествие. Правда, конечно, была куда более уродливой, но она, вне всяких сомнений, нравилась альфе куда как больше.