Так не поспешить ли следом за ними? И все же, зная, что риск велик, даже очень велик, начальник экспедиции решил идти дальше. Его манило близкое побережье океана… Стоит только спуститься по Нижней Таймыре — и вот он, полярный фасад Сибири. Ради этого стоило рискнуть!
В начале августа быстрое течение Нижней Таймыры подхватило лодку. Она то скользила над глубокими омутами, то царапала днищем гальку перекатов, то черпала бортами воду в порогах.
Глубокая пещера, темневшая среди скал, привлекла внимание Миддендорфа. Он присмотрелся:
— Давайте к берегу!
Это могла быть пещера, в которой Харитон Лаптев укрывался при переходе через Таймыр после гибели корабля. Голодные собаки еле тащили нарты, он жестоко страдал от снежной слепоты, но все же пересек замерзшее озеро и пошел по Нижней Таймыре к океану, навстречу Челюскину. Только вперед, только к цели, без сомнений и колебаний!
У входа в пещеру запылал костер: Таймыр напомнил о близкой зиме изрядным ночным морозцем. Внутри не нашли никаких следов человека. Но вскоре Ваганов, собиравший на берегу топливо, увидел мамонтовый бивень, распиленный на три части. Рядом лежал лошадиный череп, обгоревшие головни, старое топорище.
— Лаптев! — уверенно сказал Миддендорф. — Его лагерь.
— Да, может, вовсе и не он? — возразил Ваганов.
— А череп? Ведь с Лаптевым были якуты, охотники до конины. Но как сохранились щепки и головни в этом климате! Будто и не пронеслось над ними столетие.
А потом с лодки увидели береговой обрыв, из которого торчали исполинские кости. Ваганов так круто повернул «Тундру», что она едва не перевернулась. Выскочили на берег. Только Тит Лаптуков остался в лодке: он считал продолжение похода глупостью людей, не знающих, что такое таймырская зима, и всем своим видом выражал презрение к их суете.
Миддендорф внимательно осмотрел место, где река, размыв грунт, обнажила часть скелета мамонта. Отличный экземпляр. Как украсил бы он петербургский музей!
— А может, попробуем откопать? Хотя бы череп, — предложил Ваганов.
— Нет, такой подвиг нам не по силам. Мерзлота тверда. Да и как мы увезем кости?
Грунт у ребра мамонта был темно-бурым, рыхлым, жирным. Неужели остатки мамонтового мяса? Ваганов взял щепотку, растер между пальцами, понюхал: да, похоже, что так.
— Ясно, что грунт еще не был мерзлым, когда это чудовище попало в него, — сказал Миддендорф. — Мамонты жили десятки тысячелетий назад. Мерзлота в здешних местах им ровесница.
На карте появился Яр мамонтов, а в лодке — зуб ископаемого.
И вот наконец «Тундра» миновала большой остров. За последним мысом открылся взбаламученный морской залив. Они были у цели!
Мыс, сторожащий вход в Таймыру, Миддендорф назвал именем своего верного товарища. Смущенный Ваганов нанес на карту мыс Ваганова.
В три часа утра 13 августа 1843 года «Тундра» причалила к скалистому острову. Его омывали уже воды Ледовитого океана. На острове обнаружили развалины избушки, сложенной из плавника, — еще один след Великой северной экспедиции.
Шумел прибой. Море было чистым: сильные ветры отогнали льды на север. Очень далеко над тундрой чуть синели отроги хребта Бырранга.
Бледное, затуманенное солнце освещало редкие пятна мхов. Тундра с желтыми, уже умершими травами напоминала лист серой бумаги, испачканной грязными, серо-бурыми пробами кисти живописца.
Старик Лаптуков высматривал белых медведей. За их клыки таежный охотник ничего не пожалеет. Просверлит клык — и на шею: ведь страшные зубы «дядюшки» — белого медведя — отпугивают его бурого «племянника», и тот не нападает на человека…
Суля снегопад, ползли сизые тучи. Казалось бы, уж теперь-то надо немедля поворачивать назад. Но странно устроен человек: неведомое властно влечет его. Вон мыс, что за ним? И как раз дует попутный ветер…
Они пошли было под парусом вдоль морского побережья, но внезапный шквал отбросил «Тундру» назад, к устью Таймыры.
Вечером держали совет у костра. Эх, если бы весной они догадались обтянуть остов лодки шкурами! Было бы и вместительнее и легче. Захватив из Сяттага-Мылла к озеру весь груз сразу, пожалуй, успели бы изрядно пройти на восток вдоль побережья. А в общем, каким бы судном ни пользовался путешественник, в полярных странах ему не обойтись без собак. Челюскин доказал это.
Казаки приволокли к костру плавник — расщепленное, измочаленное дерево. Половодье вырвало его в верховьях какой-то сибирской реки, вынесло в океан, а теперь волны выбросили на отмель.