Не возродил его и Александр Македонский, вошедший через городские ворота после разгрома персов. Вавилон стал последним городом великого завоевателя. Погиб он не в бою. Виновником его смерти, сказал Хаджи Омран, возможно, оказался лишний бокал вина. После пира Александр искупался в прохладной воде Евфрата, который тогда нёс воды возле самого города. Началась злая лихорадка. Несколько дней спустя, чувствуя приближение смерти, полководец в последний раз сделал смотр войскам.
— Солдаты шли мимо его ложа много часов. Александр Македонский был последним великим человеком, которого видели стены Вавилона. А потом Евфрат прорвал плотину, размыл часть глиняного города и, изменив русло, ушел от него, предоставив пескам пустыни похоронить руины.
Мы провели среди руин целый день. На прощание Хаджи Омран подарил нам по кусочку серого камня. Мне показалось, что это просто осколок кирпича. Но вечером, вынув подарок из кармана, я при боковом свете лампы увидел переплетения странных углубленных линий на гладкой его стороне.
Возможно, этот камень был ровесником вавилонской башни.
…Все то, о чем вы только что прочли, я, вернувшись в Москву, рассказал по радио. Передача кончалась словами о камне. Вскоре зазвонил телефон:
— Простите, пожалуйста, это вы рассказывали о Вавилоне? Да? Так зачем вам гадать, чьим ровесником был ваш камень? Вы говорите, что на нем углубленные линии. Стало быть, это клинопись. Вот пусть вам и прочтут, что там написано… Только и всего…
— Извините, — перебил я, — но вы говорите так, будто прочесть древнейшую надпись — это, это…
— Для нас с вами это невозможно, — ответил голос в трубке, — но есть люди, которые совсем неплохо справляются с древними текстами. В Ленинграде бываете? Так вот, запишите адрес: Государственный Эрмитаж, Дьяконов Игорь Михайлович. Желаю успеха!
Приехав при случае в Ленинград, звоню в Эрмитаж. Да, Игорь Михайлович Дьяконов у себя, заходите, пожалуйста…
Просторный кабинет с низкими полукруглыми сводами. На стенах рисунки боевых колесниц с грозными бородатыми царями. Большой стол завален рукописями, книгами, свитками плотной бумаги. Тут же покрытые клинописью плитки из обожженной глины.
— Давайте-ка ваш камень, — промолвил Игорь Михайлович, когда я рассказал, зачем пришел.
Сейчас он возьмет лупу, в долгом сосредоточенном молчании застынет над моим сокровищем… Однако Игорь Михайлович лупы не взял, а подошел к окну, за которым катила серые волны Нева и поблескивал в небе шпиль Петропавловской крепости.
— «Царь Вавилона, попечитель храмов…» Тут кусочек отломан, дальше знаки сохранились… В целом это будет звучать примерно: «Навуходоносор, царь Вавилона, попечитель храмов Эсагилы и Эгиды».
Все это Игорь Михайлович произнес так, будто он не переводил надпись, сделанную в незапамятные времена, а просто читал обрывок вчерашней газеты, где легко было по сохранившемуся слогу восстановить слово и пробел во фразе.
— А мне-то думалось, что, может, он действительно из вавилонской башни… — сказал я с разочарованием.
Мой собеседник рассмеялся:
— Не огорчайтесь: с некоторой долей вероятности вы можете считать себя обладателем кусочка вавилонской башни, если, конечно, иметь в виду зиккурат храма Мардука. Навуходоносор достраивал его.
Я спросил, не пригодится ли мой камень для коллекций Эрмитажа? Но Дьяконов отрицательно покачал головой:
— Кирпичи с клеймом Навуходоносора, при котором очень много строили, отнюдь не редкость. Их давно находят при раскопках Вавилона. Они есть во многих музеях, есть, разумеется, и у нас. Кстати, хотите посмотреть наши коллекции?
Экспонаты, найденные в земле, омываемой водами Тигра и Евфрата, занимали четыре зала Эрмитажа. Игорь Михайлович повел меня к витринам, где лежали глиняные таблички, испещренные клинописью.
Он напомнил мне о том, что русская наука еще задолго до революции интересовалась историей Востока. В Петербурге жил знаменитый коллекционер и знаток древностей Лихачев. Он был богат и за огромные деньги купил много глиняных плиток с клинописными знаками, найденных при раскопках в иракской земле. Крупный исследователь-ассиролог Михаил Васильевич Никольский работал много лет над коллекциями Лихачева, перевел восемьсот пятьдесят пять глиняных документов.